Антропологические перспективы в свете идей Клауса Шваба о Четвертой промышленной революции

Как писал во введении к своей книге «Четвертая промышленная революция» ее автор, президент Всемирного экономического форума в Давосе Клаус Шваб: «Мы стоим у истоков революции, которая изменит нашу жизнь, наш труд и наше общение. <…> Характер происходящих изменений настолько фундаментален, что мировая история еще не знала подобной эпохи — времени как великих возможностей, так и потенциальных опасностей»[1]. Президент и председатель правления ПАО «Сбербанк» Г.О. Греф в предисловии к изданию этой книги в России обращал внимание на экономические аспекты наступающих перемен; однако, учитывая масштаб преобразований, нужно понимать, что идеи Клауса Шваба о Четвертой промышленной революции ставят весьма серьезные вопросы о том, каковы же будут ее антропологические перспективы. Многие вызовы, обозначенные в книге президента Всемирного экономического форума, привлекали настороженное внимание мыслителей ХХ столетия, пытавшихся дать им оценку. Сам формат статьи предполагает, что она является только постановкой проблемы, приглашением к дискуссии и дальнейшему обсуждению, им обусловлена и определенная фрагментарность настоящего отклика на книгу о Четвертой промышленной революции, безусловно, заслуживающей самого глубокого и внимательного рассмотрения.

Клиповое мышление является одной из важнейших особенностей современной культуры. Э. Тоффлер в своей работе «Шок будущего» обращал внимание на то, что «…на личностном уровне нас осаждают и ослепляют противоречивыми и не относящимися к нам фрагментами образного ряда, которые выбивают почву из-под ног наших старых идей, обстреливают нас разорванными, лишенными смысла “клипами”, мгновенными кадрами»[2]. По мнению М. Маклюэна, «…общество, находясь на современном этапе развития, трансформируется в “электронное общество”, или “глобальную деревню”, и задает, посредством электронных средств коммуникации, многомерное восприятие мира. Развитие электронных средств коммуникации возвращает человеческое мышление к дотекстовой эпохе, и линейная последовательность знаков перестаёт быть базой культуры»[3]. В силу этого многие вызовы, о которых пишет Клаус Шваб, цитирующий в своей книге Нобелевского лауреата по физике 1971 года Герберта Саймона, который в 1978 году предупреждал: «Богатство информации приведет к убогости внимания»[4], не воспринимаются современными людьми с той остротой, с какой они воспринимались мыслителями еще прошлого века.

Карл Ясперс так сформулировал ощущение истории человеком ХХ столетия: «Прежде духовное состояние людей было сравнительно неизменным <…>, теперь же, напротив, напряжение растет. <…> Люди ощущают, знают, что в их время, в настоящем, начинается нечто исключительное. А это, в свою очередь, ведет к осознанию того, что данному настоящему предшествовало бесконечное прошлое. <…> Люди ощущают близость катастрофы, стремятся помочь пониманием, воспитанием, введением реформ. Планируя, они пытаются овладеть ходом событий, восстановить необходимые условия или создать новые»[5]. Сейчас данные тенденции еще более четко выражены, особенно в силу возрастания разного рода угроз, того, что, как отмечает Клаус Шваб, «современные тенденции предполагают быструю и массовую демократизацию возможностей наносить крупномасштабный ущерб, которыми ранее располагали только правительства и самые высокопрофессиональные организации. Начиная от производства оружия с помощью 3D-печати и до генной инженерии, применяемой в домашних лабораториях, создаваемые с помощью целого ряда новых технологий орудия уничтожения становятся все более доступными. <…> …естественным образом возникает непредсказуемая динамика, которая бросает вызов существующим правовым и этическим нормам»[6].

Макс Шеллер в 1928 году в своем труде «Положение человека в космосе» обозначал: «Только человек — поскольку он личность — может возвыситься над собой как живым существом и, исходя из одного центра как бы по ту сторону пространственно-временного мира, сделать предметом своего познания все, в том числе и себя самого»[7]. Но уже в 1950 году Романо Гвардини в «Конце Нового времени» заявил об обезличенности человека двадцатого столетия, распространяющейся и на вождей: «Главная особенность нынешнего вождя состоит, видимо, как раз в том, что он не является творческой личностью в старом смысле слова, то есть развивающейся в исключительных условиях индивидуальностью; он лишь дополняет безликое множество других, имея иную функцию, но ту же сущность, что и они»[8]. А Льюис Мэмфорд в 1967 году в «Мифе машины» само человечество сравнил с мегамашиной: «То была невидимая структура, составленная из живых, но крепких человеческих элементов, каждому из которых предназначалась особая должность, роль и задача, что и обеспечило в конечном итоге громадную производительность и грандиозные проекты этой великой коллективной организации»[9].

Знание в современном мире становится все более разорвано с пониманием: умеющий эффективно выполнять определенные операции специалист зачастую не понимает их внутренней сути. Между тем, как отмечает Клаус Шваб, мыслящие «…люди хотят ощущать себя не просто частью процесса, а частью чего-то большего, чем они являются сами по себе»[10]. Но при этом признает, что это будет доступно немногим: «Мы находимся на этапе, когда стремление к осмысленному участию становится основным вопросом. <…> В мире с исчезающими границами и меняющимися устремлениями, людей интересует не только баланс работы и личной жизни, но также их гармоничная интеграция. Боюсь, что будущее обеспечит возможность такой реализации далеко не всех»[11].

Клайв Стейплз Льюис писал о характерной черте материализма ХХ века: «Почти вся наша философия пытается убедить нас, что счастье наше здесь, на земле. И заметьте, что они делают: сперва они доказывают, что землю можно обратить в рай и потому глупо чувствовать, что мы странники, пришельцы на земле; а потом, когда мы это чувство подзадавим, сообщают, что в рай она обратится очень и очень нескоро»[12]. В этой связи можно отметить, что в книге Клауса Шваба прямо показаны и те негативные сценарии, которые могут последовать вследствие развития Четвертой промышленной революции.

При этом многие положения его книги заставляют вспомнить Альберта Швейцера, который в написанной в 1973 году «Культуре и этике» констатировал: «Роковым для нашей культуры является то, что ее материальная сторона развилась намного сильнее, чем духовная. Равновесие ее нарушено. <…> Наши познания обогатились, а возможности возросли в масштабах, которые ранее вряд ли могли бы считаться мыслимыми. <…> Восторгаясь успехами науки и практики, мы, увы! — пришли к ошибочной концепции культуры. Мы переоцениваем все материальные достижения и не принимаем во внимание значения духовного начала в той мере, в какой следовало бы. Но вот мы сталкиваемся с фактами, и они все больше заставляют нас задумываться. Беспощадно суровым языком они говорят нам, что культура, развивающая лишь материальную сторону без соответствующего прогресса духовного, подобна кораблю, который, лишившись рулевого управления, теряет маневренность и неудержимо мчится навстречу катастрофе»[13].

Клаус Шваб отмечает: «Сегодня искусственный интеллект (ИИ) окружает нас со всех сторон: от беспилотных автомобилей и дронов до виртуальных помощников и программного обеспечения для перевода. <…> Наши устройства становятся частью личной экосистемы: они слушают нас, предупреждают наши потребности, помогают по мере необходимости, даже если их не просят об этом»[14]. Вот именно «даже если не просят» заставляет насторожиться; тем более, что в другом месте книги автор цитирует Стивена Хокинга, которые в статье, подготовленной в соавторстве с коллегами-учеными, написал: «Если краткосрочное воздействие искусственного интеллекта зависит от того, кто его контролирует, то долгосрочное — от того, будет ли возможен такой контроль…»[15].

Вспоминается, как К.С. Льюис в 1958 году в статье «Возможен ли прогресс» заявлял: «Нас покупали — и магией, и безопасностью, и христианством. Теперь покупают наукой. Настоящие ученые невысоко ставят науку тиранов, но им всегда можно заткнуть рот. <…> Теперь не обойтись без всемирного государства благоденствия. Поэтому я так и боюсь за человечество. С одной стороны, мы видим голод, болезни, угрозу войны. С другой — у нас есть прекрасное против них средство: всеведущая и вездесущая технократия. Для рабства лучших условий не придумаешь. Так оно всегда и начиналось: одни в чем-то нуждались (или думали, что нуждаются), другие могли им это дать (или притворялись, что могут). В древности люди продавали себя, чтобы прокормиться. Продавали себя и общества — магам, которые спасут от злых чар, военачальникам, которые спасут от варваров; церкви, которая спасет от ада. Быть может, страшная сделка состоится снова. Мы не вправе судить за нее людей. Мы даже не вправе их отговаривать. И все же вынести ее невозможно»[16].

Те вызовы, которые ставит перед человечеством Четвертая промышленная революция, с новой остротой поднимают те вопросы, которые ставились в прошлом столетии; сам Клаус Шваб отмечает: «В нашу новую цифровую эпоху действительно сложно сделать шаг назад, хотя это и не совсем невозможно»[17]. Наверное, есть смысл пересмотра того полурелигиозного отношения к науке, о котором А.Ф. Лосев в «Диалектике мифа» писал: «…если брать реальную науку, т.е. науку, реально творимую живыми людьми в реальную историческую эпоху, то такая наука решительно всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, почерпая из нее свои исходные интуиции»[18]. О неправомерности такого отношения к науке писал и протоиерей Валентин Свенцицкий: «Разве ты видишь непрерывно движущиеся атомы, которые составляют неподвижную для глаз материю? Разве ты видишь множество движущихся электронов в недрах этих движущихся атомов? И можешь ли отнестись без всякого внимания к указаниям философии, что, постигая вещественный мир, ты постигаешь лишь те «субъективные состояния своего сознания», которые зависят от твоих внешних чувств, а потому о сущности самого вещества ты ничего не можешь знать. Будь у тебя иные органы зрения, иные органы слуха, осязания и вкуса — весь мир представлялся бы тебе иным»[19]. Поэтому важно понимать, что возможности человеческого познания на данном этапе носят объективно ограниченный характер, история прошлого столетия наглядно показала, каковы итоги использования достижений науки в целях попытки строительства глобальных имперских образований; соответственно, научные открытия в данной ситуации могут быть опасны не в меньшей степени, чем благотворны.

К.С. Льюис в состоящей из трех романов «Космической трилогии» образно показывал цели современных ему глобалистов. Один из героев трилогии, Уэстон, в первой из книг заявляет: «Во имя могущества самой Жизни, я готов не дрогнув водрузить флаг человека на земле Малакандры: идти вперед шаг за шагом, вытесняя, где необходимо, низшие формы жизни, заявляя свои права на планету за планетой, на систему за системой до тех пор, пока наше потомство — какую бы необычную форму и непредсказуемое мировоззрение оно ни обрело — не распространится по Вселенной везде, где только она обитаема»[20]. Во втором же романе трилогии эта идеология еще более обнажает свою дегуманистическую сущность: «Человек сам по себе — ничто. Поступательное движение жизни — возрастание в духовности — это все. Великая непостижимая сила изливается на нас из темных начал бытия. Она сама избирает себе орудие. Подумайте только, чистый дух, всепоглощающий вихрь саморазвивающегося, самодовлеющего действия. Вот она, конечная цель»[21].

Современные технологии дают возможности контроля над человеком, которые были немыслимы в ХХ веке, а их дальнейшее развитие влечет ряд новых угроз: в разделе «Изменение 23. Нейротехнологии» Клаус Шваб отмечает, что «несмотря на то, что эти программы в первую очередь направлены на научные и медицинские исследования, мы также являемся свидетелями быстрого роста (и влияния) нейротехнологий в аспектах нашей жизни, не имеющих отношения к медицине. Нейротехнологии применяются для мониторинга мозговой деятельности и отслеживания изменений и (или) взаимодействий мозга с миром»[22]. При этом Клаус Шваб приводит ряд отрицательных последствий данного глубинного изменения, в числе прочего это «угроза чтения мыслей / снов / желаний и отсутствие частной жизни; угроза медленной, но неотвратимой утраты творчества или человеческого участия, возникающая (по большей части) в результате преувеличения возможностей наук о мозге; стирание границ между человеком и машиной»[23].

Клаус Шваб справедливо отмечает: «Возможно, что четвертая промышленная революция и несет с собой разрушительные последствия, но мы создали своими руками те сложные задачи, которые она нам ставит. И поэтому в наших силах решить эти проблемы и реализовать те изменения и правила, которые требуются, чтобы приспособиться (и благополучно развиваться) в нашей формирующейся новой среде. Осмысленно работать над решением этих сложных задач мы сможем только при условии, что мобилизуем коллективную мудрость наших умов, сердец и душ»[24]. Он пишет также: «В мире, где больше нет ничего постоянного, одной из важнейших ценностей становится доверие. Доверие можно заслужить и сохранять только при условии, что те, кто принимают решения, являются естественной частью сообщества и принятие решений всегда осуществляется в общих интересах, а не в погоне исключительно за достижением личных целей»[25].

Однако достичь такого доверия вне Христа невозможно. Глиберт Кийт Честертон хорошо писал о том, что единственный источник истинной жизни для человека — это Христос, но нужно поверить в Него, Воплощенного Бога: «Если считать, что Он только человек, вся история становится несравненно менее человечной. Исчезает ее суть, та самая, что поистине пронзила человечество. Люди отвергают догму не потому, что догма плоха, а потому что она слишком хороша. Она дарует слишком большую свободу, чтобы оказаться правдой. Она дарует немыслимую свободу, ибо человек может пасть. Она дает небывалую свободу — сам Бог может умереть. Вот что должны были бы сказать просвещенные скептики, и я ни в малейшей степени не собираюсь возражать им. Для них мироздание — тюрьма, жизнь — сплошные ограничения; не случайно, говоря о причинной связи, они вспоминают цепь. Им кажется, что поверить в нашу свободу — все равно, что поверить в страну фей. Мы вправе вполне буквально сказать, что истина сделала нас свободными»[26].

Закончить эти небольшие размышления хотелось бы словами К.С. Льюиса, применимыми перед лицом новых вызовов, так же как и перед лицом старых: «Самый первый шаг на этом пути — постараться забыть о себе. Ваше подлинное новое «я» (личное «Я» Христа, но и ваше, и ваше только потому, что оно — Его) не придет к вам до тех пор, пока вы стараетесь найти его. Оно придет, когда вы станете искать Христа. Принцип этот пронизывает всю жизнь. Отдайте себя — и вы обретете себя. Будете искать «себя» — и вашим уделом станут лишь ненависть, одиночество, отчаяние, гнев и гибель. Но если вы будете искать Христа, то найдете Его, и «все остальное приложится вам»»[27].