Деятельность Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК (СМ) СССР в контексте перемен в государственно-церковных отношениях в Советском Союзе (1950-1965 гг.).

В начале 1950-х годов в государственном и партийном аппаратах началась переориентация в отношении к религиозному вопросу. Если И.В. Сталин и В.М. Молотов сами выступали в общении с Церковью от имени советского государства, то с 1953 года эти вопросы переходят в сферу партийного влияния (в том числе атеистического). На местах отмечается определенное давление на уполномоченных Совета, участвовавших в открытии храмов. При этом Совет не мог им оказать им реальной помощи. Так, например, уполномоченный Совета по Калининской области В. Хевронов писал в ноябре 1951 года председателю по поводу того, что облисполком лишил его служебного транспорта: «В течение года я пользовался этой машиной и в течение года переживал недопустимый в советских органах нажим некоторых руководящих работников облисполкома, добивавшихся отбора этой машины. В конце концов машина, без ведома Совета и, по существу, без моего ведома и согласия, руководством облисполкома была передана одному из председателей райисполкомов.

Как же прореагировал на это Совет? В порядке критики следует сказать, что пока еще никак, хотя и прошло уже пять месяцев после этого унижения авторитета уполномоченного, да и в целом Совета. Мне кажется, что ни одно Министерство, ни один Главк, ни один орган при Совете Министров не оставили без внимания эту несправедливость к работнику их аппарата»[1].

Это письмо является определенным свидетельством снижения авторитета как уполномоченных, так и в целом Совета по делам Русской Православной Церкви в глазах руководителей советских и административных органов на местах. Одновременно в этот период были примеры поддержки Церкви в государственных учреждениях. Решением Ивановского облисполкома от 8 июля 1950 года был снят с работы председатель исполкома Юрьевецкого района за незаконное получение и расходование денежных средств церковной общины[2].

Между тем, Русская Православная Церковь начинает активную работу по реставрации возвращенных ей храмов. За 1949-1957 годы Московской Патриархией на восстановление и ремонт храмов и монастырей и на выдачу пособий епархиям было израсходовано 25 151 350 (двадцать пять миллионов сто пятьдесят одна тысяча триста пятьдесят) рублей[3]. Однако уже в 1948 году начинается новый виток антицерковных акций. Прекращается процесс открытия новых храмов, начинается их закрытие. За 1949 год в РСФСР закрыто около 600 храмов. Однако закрытие храмов в данный период носило скорее локальный, чем тотальный характер. Если, например, в Верхнем Поволжье за 1945-1947 гг. численность действующих храмов увеличилась на 110, то за 1948-1954 гг. уменьшились на 30 храмов[4]. Из секретного инструктивного письма председателя Совета по делам РПЦ от 12 июня 1950 года можно увидеть, что Совет считал в целом нежелательным проведение ремонтно-восстановительных работ в храмах за счет религиозных общин даже при том, что как пользователи памятников архитектуры, состоящих под охраной государства, они были обязаны эти работы проводить[5].

На заседании 24 августа 1951 года Совет по делам РПЦ постановил не допускать администрирования и изъятия у религиозных общин занимаемых ими под молитвенные цели зданий без согласия Совета[6]. Однако процесс закрытия храмов это не остановило. К 1953 году во Владимирской епархии насчитывалось 72 действующих прихода, из них 8 городских и 64 сельских. За 1953-1954 годы было закрыто 7 храмов. Несмотря на многочисленные ходатайства верующих в 1954-1958 гг., обращенные в том числе и к руководству страны, за этот период не было открыто ни одного храма[7].

Шел и процесс сноса храмовых зданий. Так, 20 февраля 1953 года Рязанским облисполкомом было издано распоряжение о разрешении Каверинскому райисполкому сломать деревянное здание недействующей церкви в селе Агломазово и строительный материал «от слома церкви» использовать для строительства культурно-просветительных учреждений района[8]. В то же время на заседании Совета по делам РПЦ 15 июля 1953 года было принято решение «в связи с тем, что ряд изъятых по ходатайству местных органов от религиозных общин зданий длительное время не используется по назначению, что возбуждает активность групп верующих – обязать инспекторский отдел более тщательно готовить на Совет вопросы по изъятию зданий, проверяя в каждом случае действительную необходимость и целесообразность изъятия».[9]

Нужно учитывать, что на формирование политики правительства по религиозным вопросам большое воздействие оказывала позиция антицерковных коммунистических органов. Силами отдела пропаганды и агитации ЦК ВКБ (б) была урезана самостоятельность Советов по делам Русской Православной Церкви и по делам религиозных культов. Однако в 1955 году вновь начинают открываться молитвенные здания, утихает антирелигиозная пропаганда[10]. Впрочем, в этот период можно скорее говорить о попытке создания видимости потепления государственно-церковных отношений. Характерно, например, что в Рязанской области за 1955 год было возбуждено 34 ходатайства об открытии церквей и молитвенных домов. Все они были отклонены[11].

С приходом к власти в СССР Н.С. Хрущева религиозная политика государства стала носить ярко выраженный антирелигиозный характер. Первые попытки вернуть религиозные организации в то положение, в которое они были поставлены постановлением ВЦИК и СНК РСФСР 1929 года «О религиозных объединениях», были предприняты уже в 1954 году. Однако в силу каких-то причин антицерковные репрессии нового вида были тогда свернуты не начавшись и отложены до 1958 года. 4 октября 1958 года ЦК принял секретное постановление «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам “О недостатках научно-атеистической пропаганды”», которое обязывало партийные, комсомольские и общественные организации развернуть пропагандистское наступление на религиозные пережитки советских людей. Государственным учреждениям предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин[12]. В 1960 году власть Хрущева была настолько прочна, что он смог начать проведение массовых антицерковных мероприятий, в результате которых Русская Церковь в период с 1959 по 1964 год потеряла около двух третей своего организационного состава[13].

В самом начале этих гонений советские органы власти старались осуществить закрытие монастырей и храмов, используя давление на Патриархию. Они прилагали все силы к тому, чтобы убрать из Патриархии тех церковных лидеров, которые открыто таким гонениям противостояли[14]. Из Совета по делам РПЦ с конца 1950 годов также начали постепенно убирать всех сотрудников, с сочувствием относившихся к религии. Один из членов Совета после встречи 21 января 1958 года с управляющим делами Московской Патриархии протопресвитером Николаем Колчицким сообщал: «Колчицкий информировал меня о том, что после приема в Совете патриарха, митрополита Николая и его – Колчицкого 17 января и знакомства с новым Заместителем Председателя т. Чередняком П.Г и вместо Члена Совета т. Иванова т. Сивенковым И.И. патриарх был взволнован и встревожен двумя обстоятельствами: во-первых – сказал патриарх, – я думаю, что это подготовка к уходу т. Карпова с должности Председателя Совета, хотя Карпов мне об этом и не говорил, но это я почувствовал и это было бы для нас крайне нежелательно; второе, на что патриарх обратил внимание, что новые товарищи на меня произвели хорошее впечатление, видно, что товарищи с соответствующей подготовкой, но нам, вероятно, будет трудно работать, так как они, наверное, были активные в антирелигиозной работе, и главное, что они не так опытны, как были тт. Иванов, Белышев и особенно Уткин, которые хорошо знали и разбирались в делах церкви. Колчицкий говорит, что он и митрополит Николай старались успокоить патриарха, но митрополит Николай активно поддержал патриарха в его мнении, что, видимо, Карпов или собирается сам, или его собираются освободить на пенсию»[15].

Происходившее вызвало глубокую озабоченность председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпова. В письме на имя секретаря ЦК КПСС Е.А. Фурцевой он отмечал: «…Что я прошу? Я хотел бы, чтобы Вы лично, или т. Суслов, или другой Секретарь ЦК КПСС приняли меня. Личных вопросов в беседе касаться не буду. Я беспокоюсь за дело, которому отдал четвертую часть своей жизни, и после долгих и тяжелых размышлений, когда я подошел почти к грани потери управления собою, я решил обратиться к Вам, т. к. если я не выговорюсь, я никогда не поправлюсь, а главное считаю своим долгом сказать Вам и Центральному Комитету свои соображения, так как вижу очень серьезные недоразумения, которые, если не поправить, могут привести к неправильным и нежелательным последствиям, а это не в интересах государства». Но ни Фурцева, ни Суслов его не приняли, переложив встречу на заместителя отдела пропаганды и агитации.

Через восемь дней, 14 марта, Карпов передает помощнику Фурцевой еще одно письмо. Там нет эмоциональных всплесков, оно обстоятельно и выдержанно, целиком посвящено отстаиванию принципов нормализации отношений государства и Церкви. Он говорит о внешнеполитических интересах страны, в осуществлении которых может принять участие Русская Православная Церковь: «Из 14 автокефальных православных церквей мира 9 церквей целиком поддерживают начинания Московской Патриархии. <…> Сейчас предполагается подготовить и провести в течение 1-2 лет Вселенский Собор или Совещание всех православных церквей мира. <…> Как же можно проводить эту работу <…>, если мы будем <…> поощрять грубое администрирование по отношению к церкви и не реагировать на извращения в научно-атеистической пропаганде. <…> Я считаю недопустимыми такие действия, как взрыв церковных зданий». В письме Г. Карпов отметил также недовольство духовенства массовыми фактами администрирования, сослался на размышления Патриарха Алексия об отставке[16].

Патриарх Алексий I очень тяжело переживал происходившие в церковно-государственных отношениях перемены. Его волновало то, что «под видом научно-атеистической пропаганды имеют место факты физического уничтожения Православной Церкви и религии вообще, нарушение этики, когда в газетах и журналах пишут оскорбительные статьи в адрес церковнослужителей, даже умерших»[17]. По указанию Совета по делам РПЦ Патриархия уже к концу 1959 года была вынуждена ликвидировать Сумскую, Челябинскую и Ульяновскую епархии, закрывать монастыри и храмы[18]. Епархии ликвидировались путем слияния тех из них, которые имели незначительное количество приходов по сравнению с соседними. В беседе с председателем Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карповым 24 ноября 1959 года председатель отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии митрополит Николай (Ярушевич) заявил, что «патриарх, давая согласие на ликвидацию епархий и монастырей, был вынужден это делать, потому что он просьбу Совета по этим вопросам считал и считает, как приказ Советского Правительства. Кроме того, он не ожидал таких больших осложнений и реакций со стороны монашествующих верующих граждан, как это имело место при ликвидации Кременецкого и Овручского монастырей. Патриарх получил очень много жалоб со стороны правящих архиереев, духовенства и верующих граждан с просьбой и требованиями защищать интересы церкви, и в результате патриарх оказался в таком положении, когда фактически он, как глава церкви, призванный защищать интересы церкви, стал сторонником ее ликвидации. Патриарх, – продолжал м. Николай, – находится в очень неудобном положении, когда его везде считают патриархом, который возродил православную церковь во время и после 2-й Великой Отечественной войны, а теперь спустя 15 лет он становится ее ликвидатором. Патриарх считает, что ему целесообразно сейчас уйти в отставку, с тем чтобы не быть свидетелем ликвидации церкви и не нести ответственности за это перед верующими и духовенством, и пусть это сделает, заявляет патриарх, мой преемник»[19].

С 1959 года Патриарх Алексий I настойчиво добивался встречи с Н.С. Хрущевым, чтобы довести до его сведения озабоченность состояния взаимоотношений государства и Церкви. В 1961 году он жаловался заместителю председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Фурову В.Г.: «Мне верующие пишут, что я плохой глава Церкви, что я не информирую Правительство. <…> Верующие и духовенство считают, что Патриарх своим бездействием потерял авторитет в глазах верующих и духовенства и не пользуется уважением в глазах советских властей, правительства, которое не хочет его принять»[20]. В создавшейся ситуации нужен был спокойный и откровенный диалог руководства Русской Православной Церкви с руководством государства. Однако В. Фуров в одной из записок в руководящие инстанции предпочел дать следующие советы: «Учитывая также, что Патриарх на многое смотрит с позиций прошлого века, на наш взгляд, уместным будет разъяснить ему и некоторые общие проблемы развития нашего советского общества: страна строит коммунизм, развивается наука, растет культура людей. <…> Партия и государство заботится о воспитании человека нового общества, свободного от идеалистических, в том числе и религиозных, предрассудков. И разве неясно, какова перспектива Церкви, скажем, лет через 20-30, когда люди в силу законов развития общества и в результате воспитания будут атеистами. Это – закономерность развития истории. Так что пусть Патриарх не обижается, что люди рвут с религией и закрывают церкви…»[21]

Н.С. Хрущев, дважды выступая на XXII съезде КПСС в 1961 году, оба раза касался вопросов борьбы с религией. «Коммунистическое воспитание, – говорил он, – предполагает освобождение сознания от религиозных предрассудков и суеверий, которые все еще мешают отдельным советским людям полностью проявить свои творческие силы. <…> Ведь не может духовное развитие человека проходить успешно, если голова его забита мистикой, суевериями, ложными представлениями»[22]. М.А. Суслов, один из главных идеологов атеизма того времени, называл религиозные настроения людей в ряду таких негативных общественных явления, как тунеядство, пьянство, воровство, хулиганство, взяточничество. Он утверждал, что сосуществование религиозного мировоззрения и социалистической идеологии «невозможно без предательства интересов коммунизма»[23].

«Положение об управлении РПЦ» было утверждено постановлением Совнаркома 28 января 1945 года. Между тем, декрет об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 года и последующие инструкции Наркомюста по его проведению в жизнь предусматривали положение, по которому церковным имуществом могли распоряжаться религиозные общества. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях» предоставило религиозным обществам право распоряжаться всем церковным имуществом, ведать наймом «служителей культа». Постановление Совнаркома от 28 января 1945 года вступило в противоречие с этими документами, на что обращало внимание постановление ЦК КПСС от 13.01.1960 года[24].

Годом позже, 16 января 1961 года, Совет министров СССР принял специальное постановление «Об усилении контроля за деятельностью церкви». Оно отменило все законодательные акты, принятые в годы Великой Отечественной войны и первые послевоенные десятилетия. Эти два постановления стали правовой основой реформы, включавшей в себя шесть основных положений: «1) коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйственных дел в религиозных объединениях, что подорвало бы авторитет служителей культа в глазах верующих; 2) восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих; 3) перекрытие всех каналов благотворительной деятельности церкви, которые ранее широко использовались для привлечения новых групп верующих; 4) ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала церкви, снятие профсоюзного обслуживания; 5) ограждение детей от влияния религии; 6) перевод служителей культа на твердые оклады, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило бы его активность»[25]. В своей инструкции новый председатель Совета по делам РПЦ Куроедов писал уполномоченным о необходимости «принять меры по сокращению церковной сети, прежде всего за счет общин, идущих к упадку, изъятия у религиозных общин бывших общественных зданий, а также устранения излишеств в церковном обслуживании в тех местах, где имеется по нескольку церквей»[26]. Представляет интерес план работы с епархиальным архиереем, составленный уполномоченным Совета по Калужской области на май-декабрь 1964 года. Там, в частности, написано: «…Умело добиваться от него, чтобы епархия искусственно не поддерживала приходящие в упадок церковные приходы, а также: производить богослужения в церквях, находящихся в сельской местности, не каждый день, а только в воскресные дни и религиозные праздники, не направлять при наличии желающих в духовные учебные заведения лиц, не отслуживших в рядах Советской Армии, не посвящать в сан священников и диаконов из числа граждан, окончивших высшие учебные заведения или специальные техникумы и училища»[27].

18 апреля 1961 года, под жестоким давлением Совета по делам РПЦ, Священным Синодом было принято постановление об отстранения священнослужителей от хозяйственных дел в приходах. Несогласие со столь радикальной реформой приходского управления многих видных иерархов потребовало дополнительного утверждения ее на Архиерейском Соборе[28]. В соответствии с действовавшим законодательством, отдельное решение должен был принять и каждый приход, что носило в целом формальный характер. Одновременно с реформой был произведен так называемый «единовременный учет». Проверялось не только количество церковных зданий, их площадь и другие габариты и даже не только количество совершаемых треб, но все, вплоть до того, сколько людей посещает храм в дни церковных праздников. Так, например, данными единовременного учета 1961 года было установлено, что в Костромской области разовое посещение церквей в дни больших религиозных праздников составляет около 22 тысяч человек[29]. По данным уполномоченного Совета по г. Москве в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы 7 апреля 1959 года в Москве функционировали 36 церквей, в которых совершались две литургии в 8 и 10 часов утра. Количество посетивших церкви в этот день составляло примерно 90-100 тысяч человек, подавляющее большинство (90-95 %) присутствующих составляли женщины и только 5-10 % было мужчин престарелого возраста[30]. Как отмечал в 1962 году уполномоченный Совета по Тульской области, на церковных службах присутствовали, как правило, женщины пожилого возраста. Их было до 85 %. Мужчин пожилого возраста было 10 %, молодых людей – не более 5 %, детей почти не было[31].

При проведении единовременного учета «было выявлено много бездействующих церквей, неиспользуемых молитвенных зданий, затухающих приходов. Совет принял меры по ликвидации практики субсидий таким приходам со стороны более сильных религиозных объединений и Патриархии, что повлекло прекращение их деятельности. На местах разобрались с каждым религиозным обществом. В соответствии с законом, общественные здания, захваченные церковниками в период войны, были возвращены их прежним владельцам и превращены в учреждения культуры, школы. Многие слабые и распавшиеся религиозные объединения сняты с регистрации. Материальная база православия заметно сузилась». (Такими словами докладывал в ЦК КПСС В. Фуров, заместитель председателя совета по делам религий, рапортуя об итогах перестройки церковного управления)[32].

Приводимые ниже таблицы иллюстрируют, как изменялось количество храмов в период проведения реформы приходского управления в областях Центральной России.

Численность православных храмов в регионах Центральной России в 1958-1963 гг.[33]

 

 Год

 

Область

1958 1959 1960 1961 1962 1963
Владимирская 65 65 66 64 61 58
Ивановская 56 56 56 56 49 47
Костромская 80 80 81 77 77 73
Калининская 91 91 88 78 78 56
Калужская 38 38 37 33 29 28
Г. Москва н/д н/д 45 45 45 44
Московская 211 211 161 157 145 135
Рязанская 76 76 76 70 65 60
Смоленская 54 54 54 46 41 38
Тульская 40 37 36 32 32 30
Ярославская 143 143 139 127 112 91

Для очередных закрытий использовались все возможности. В плане уполномоченного Совета по Костромской области на 1964 год значилось: «Совместно с райисполкомами и райкомами провести социологическое обследование населенных пунктов в районе одиннадцати церквей, <…> где из-за отсутствия священников длительное время нет богослужений и где финансовое положение религиозных объединений свидетельствует о том, что церковь не поддерживается населением, и после этого решить вопрос о снятии с регистрации религиозных обществ»[34]. Впрочем, число действующих священнослужителей в Центральной России было все-таки достаточно соразмерным количеству открытых храмов, о чем и свидетельствует приводимая ниже таблица.

 

Количество духовенства в регионах Центральной России в 1958-1960 гг.[35]

 

Год

 

Область

 

1958 1959 1960
священ. диаконов священ. диаконов священ. диаконов
Владимирская 86 н/д 84 15 80 4
Ивановская 86 н/д 70 18 72 10
Костромская 81 5 85 5 н/д н/д
Калининская 104 н/д 104 12 н/д н/д
Калужская 46 н/д н/д н/д 40 8
Московская 390 109 388 107 н/д н/д
Рязанская 122 н/д 123 11 112 10
Смоленская 49 н/д 53 4 н/д н/д
Тульская 65 12 62 14 52 14
Ярославская 148 9 148 13 н/д н/д

Упрочившаяся в 1958 году власть Н.С. Хрущева позволила ему начать новые массированные гонения на Церковь. При этом, как и в начале антицерковной деятельности советской власти, когда большевики прибегли помощи модернисткой схизмы обновленцев, большой упор делался на то, чтобы антицерковные акции проводились руками самой Церкви. Под влиянием административного нажима Патриархия вынуждена была ликвидировать путем слияния епархии, закрывать монастыри и храмы. Все это негативно сказывалось на авторитете церковного руководства в глазах верующего населения. Как в Совете по делам РПЦ, так и в Патриархии производились кадровые перестановки с целью убрать оттуда людей, выражающих открыто негативную позицию по вопросу закрытия храмов. Появление научного атеизма и широкое использование его в учебном процессе было призвано обеспечить идеологическую базу проводимого администрирования. В декабре 1965 года, уже после завершения инициированных Н.С. Хрущевым антицерковных репрессий, Совет по делам РПЦ был объединен с Советом по делам религиозных культов в Совет по делам религий, возможно, и как свидетельство того, что Русская Православная Церковь перестала иметь особое значение в религиозной политике Советского Союза, требовавшее отдельного государственного органа для регулирования ее деятельности, как это было в 1943-1965 гг.

 

[1] ГАТО. ф. р-2723, Оп., 1, д. 8, л. 70.

[2] См.: ГАИО. ф. р-2953, Оп. 1, д. 381. л. 47.

[3] См.: ГАРФ. ф. р-6991, Оп. 2, д. 2201, л. 74.

[4] См.: Прядкина О.А. Указ. соч. С. 25.

[5] ГАТО ф. р-3354. Оп. 1, д. 13, л. 24-25.

[6] ГАТО ф. р-3354. Оп. 1, д. 15, л. 26-28.

[7] Зин Н.В. Владимирская епархия в 1953-1958 гг. // Государство, общество, Церковь в истории России ХХ века. С. 95-97.

[8] ГАРО Ф. р-5629. Оп.1, д. 32, л. 5.

[9] ГАКО ф. р-3501. Оп. 1, д. 25, л. 4.

[10] См.: Маслов Е.А. Религиозно-политическая жизнь в Калининградской области во второй половине 1940-х-1950-х гг. Автореферат … кандидата исторических наук. СПб., 2004. С. 12-13.

[11] ГАРО. Ф. р-5629. Оп. 1, д. 44, л. 132.

[12] См.: Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917-1997. М., 1997. С. 379.

[13] См.: Русская Православная Церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / Составитель Штриккер Г. Кн. 2. М., 1995. С. 26.

[14] См.: ГАРФ. ф. р-6991, Оп. 2, д. 284, л. 20, л. 40.

[15] ГАРФ. ф. р-6991, Оп. 2, д. 227, л. 25 (сохранена орфография оригинала).

[16] Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь и II Ватиканский Собор. М., 2004. С. 110-111.

[17] ГАРФ. ф. р-6991, Оп. 2, д. 255, л. 100.

[18] См.: ГАРФ. ф. р-6991, Оп. 2, д. 255, л. 101.

[19] ГАРФ. ф. р-6991, Оп. 2, д. 255, л. 101 (сохранена орфография оригинала).

[20] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 371 .

[21] ГАРФ. Ф. р. 6991., Оп. 2, д., 309, л. 16-17.

[22] Цит. по: Алексеев В.А. Указ. соч. С. 373.

[23] Суслов М.А. XXII съезд КПСС и задачи кафедр общественных наук // Коммунист, 1962. № 3. С. 38.

[24] Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 242.

[25] Цит. по: Васильева О. Указ. соч. С. 243.

[26] ГАТО ф. 3354. Оп. 1, д. 38, л. 5.

[27] ГАКО ф. р-3501. Оп. 1, д. 726, л. 5.

[28] См.: Цыпин В., прот. Указ. соч. С. 391-393.

[29] См.: ГАКО. ф. р-2102, Оп. 5, д. 44, л. 23.

[30] ГАРФ. ф. р. 6991. Оп. 2, д. 254, л. 3.

[31] ГАТО ф. р-3354. Оп. 1, д. 39, л. 36-37.

[32] Цит. по Васильева О. Указ. соч. С. 244.

[33] Таблица составлена по: ГАРФ. Ф. р-6991, оп. 2, д. 235, л. 8, 10-11, д. 236, л. 72, 90, 112, 113, 150, 166, 178; д. 264, л. 93, 94, 135, д. 288; д. 495, л. 1-20, 70-73, 83-85; д. 494, л. 28, л. 53-56, 66-70, 72-75, 88-96; д. 313, л. 178-180, 191-192, д. 486, л. 113-115.

[34] См.: ГАКО. ф. р-2102, Оп. 5, д. 65, л. 1-2.

[35] Таблица составлена по : ГАРФ. Ф. р-6991. Оп. 2, д. 136, л. 12, 73, 84-86, 91, 142, 152, 153, 167, 179, 180; д. 206; д. 207, л. 17,18, 71,79, 81, 88, 90, 150, 151, 160, 161; д. 235, л. 16, 22-24; д. 264, л. 8, 10, 89, 90, 135; д. 288, л. 131.

Опубликовано: https://bogoslov.ru/article/6027088

Loading

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт защищен reCAPTCHA и применяются Политика конфиденциальности и Условия обслуживания применять.