У настоятеля кафедрального собора отца Петра все-то ладилось: в свои тридцать лет он имел отличное светское и богословское образование, много самых разных наград, пользовался расположением и церковной и светской власти не только в регионе, но и в Москве, даже побывал на приеме у Патриарха, как один из двух сопровождающих местного губернатора. При этом, как ни странно, настоятель кафедрального собора умудрялся быть в добрых отношениях почти со всем духовенством епархии, которое периодически приезжало в собор в связи с различными епархиальными мероприятиями. Все самые смелые проекты, за которые священник брался, реализовывались.
И в какой-то момент протоиерей Петр начал иногда думать о том, какой он исключительный, о том, какое большое будущее ждет его впереди. Постепенно такие мысли до того овладели священником, что и внешне он начал изменяться: стал резким, заносчивым, у него появились барские замашки. Он уже не разговаривал запросто как раньше с соборными священнослужителями и прихожанами об их проблемах, а стремился ограничить доступ к себе только избранным кругом, во время богослужений требовал, чтобы иподиакона помогали ему облачаться, как архиерею. Пользуясь добрым отношением архиепископа, отец Петр стал пропускать не только будничные, но порой и праздничные богослужения под предлогом важных встреч с представителями власти и бизнеса. А еще, в результате этих частых встреч, на которых коньяк и водка лились рекой, священник пристрастился к выпивке, что еще больше заострило происходящие в нем изменения. Церковные обязанности, особенно богослужебные, все меньше интересовали его, а на каком-то этапе начали и раздражать.
Многие начали его жалеть, но настоятелю, особенно когда он был разгорячен винными парами, казалось, что они ему завидуют. Но некоторые все же пытались с ним поговорить. Среди них был епархиальный секретарь архимандрит Сергий.
– Отец Петр, — обратился он к настоятелю собора, — я вижу, как ты гибнешь на глазах, и считаю своим долгом предупредить тебя об этом. Путь человека в Церкви – это дорога по тоненькому мостику над бездонной пропастью. Пока человек идет вместе со Христом, соблюдает Его заповеди, живет церковной жизнью, этот переход воспринимается, как что-то само собой разумеющееся. Но ведь есть очень много тех, кто хочет, чтобы путник все же упал в пропасть – это и духи падшего мира, и собственные страсти человека. Как только христианин позволит хоть какой-то страсти овладеть собой, так начинается его падение.
– А я тут причем? – резковато спросил настоятель, у которого раскалывалась голова после вчерашнего обильного застолья.
– Может быть, пока и не причем, — дипломатично ответил архимандрит, понимая, что все обличения на данном этапе могут иметь только отрицательную реакцию. Но я попробую привести несколько примеров, не называя имен, но вполне реальных, как неплохие в начале своего пути священнослужители гибли, поддавшись греху.
Два священника – игумен и иеромонах, были молоды. Им казалось, что они заслуживают чего-то очень большого в Церкви. Для удовлетворения своих честолюбивых амбиций, они связались с разными антицерковными силами, ненавидящими нашего архиепископа за его искреннюю веру и нежелание подстраиваться под законы века сего. Им предложили, чтобы они, когда архиерей приедет к ним на приход, добавили ему в еду яд, который невозможно распознать при вскрытии, а за это обещали одному место архиерея, а другому место секретаря епархии. Эти монахи согласились на такие условия. Мне через третьих лиц стало об этом известно; я рассказал об этом архиерею, но он наотрез отказался верить. Наоборот, архиепископ сразу же принял их приглашение приехать на приход, и смело ел все, что они ему предложили. То ли они в последний момент испугались, то ли действительно яд не подействовал на праведного владыку, но ему ничего не повредило. И только после окончания обеда он сказал побледневшим хозяевам о том, что вот такую вещь ему рассказали. Они от всего отказались тогда, ни в чем не покаялись. А через некоторое время игумена вдруг парализовало, когда ему делали капельницу в местной больнице, а иеромонаха через еще какой-то срок убил залезший к нему в дом грабитель. Совпадение это было, месть тех сил, к которым они обратились за властью, или наказание Божие – я этого не знаю.
Еще один священник, о котором хотелось сказать. Он возомнил себя повелителем стихий, что его свыше избрали для того, чтобы он был над законами природы. А сам при этом – такой невзрачный, плюгавенький, ни к чему не способный. И вот он начал всех, кто не слушался его пророчеств, проклинать. Причем, пророчества бывали и очень меркантильные – пожертвовать ему определенную сумму. Одну продавщицу в ларьке он проклял за то, что она не дала ему бесплатно бутылку пива… Причем, никакого раскаяния в этом не ощущал. Я высказал ему однажды: как же так, вы священник, должны благословлять людей, а вы их проклинаете! А он, чувствует, что не то делает, а признать не хочет. И говорит мне: «А я понарошку!»…
И он стал становиться все более сумасшедшим. Ему почему-то взбрело в голову, что он должен принимать женские гормоны, в итоге у него стал ломаться голос, начала расти грудь, которую он сначала пытался выжечь серной кислотой, а потом стал иногда надевать женскую одежду и пользоваться косметикой. Архиерей запретил его в священнослужении, но жалел, как безумца. Какова его судьба теперь, я не знаю…
И, наконец, приведу пример уже не священнослужителей, а простых женщин, работавших в одной церковной организации. Они, казалось бы, всего лишь поддались соблазну перепутать церковный карман со своим собственным. Одна любила застолья, внимание и лесть окружающих, другая хотела построить коттедж своему сыну, чтобы он женился, хотела воспитывать внуков. И на каком-то этапе они получили то, что хотели. Первая несколько лет жила в непрекращающемся застолье, вокруг нее вились те, кому она щедро делала подарки на церковные деньги. Как итог, она спилась, стала инвалидкой, почти никому не нужной из тех, кто был так щедр на похвалы в ее адрес. И однажды она пьяная заснула с непотушенной сигаретой, искра упала на ковер, и несчастная задохнулась от дыма пожара. Вторая построила на присвоенные деньги очень большой дом, только сын ее не нашел счастья, а однажды застрелился…
– Тебе, отец Сергий, книжки надо писать, – иронично заметил настоятель. – Будешь такой православный Стивен Кинг. Только побольше жутких подробностей, зачем же так кратко?
— Дело в том, что от подобного конца не застрахован ни один из церковных людей, причем и тех, кто считает себя благополучными, и не имеющими никаких «особых» грехов. Стоит только позволить какой-либо страсти безраздельно воцариться в душе, при этом думая, что у тебя все хорошо, что тебе можно что-то из того, что нельзя другим, как возврат к спасению станет почти невозможен. Зло внутри нас, а мы обычно ищем внешних врагов…
— Да ну тебя, давай в другой раз поговорим, голова и так раскалывается…
– Я искренне надеюсь, отец Петр, что с тобой не случится ничего столь страшного, — грустно ответил архимандрит. – Но боюсь, что твое возвращение к прежней радостной и свободной церковной жизни будет непростым и сопряженным с большими скорбями.
И ничего больше не говоря, он отошел, сокрушенно покачивая головой в такт каким-то своим мыслям.
