В «Хроники Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса входят изданная в 1950 году сказка «Лев, Колдунья и платяной шкаф», впервые увидевшая свет в 1954 году «Конь и его мальчик», затем были «Принц Каспиан» (1951), «Покоритель Зари» или Плаванье на край света» (1952), «Серебряное кресло» (1953), «Племянник чародея» (1955), «Последняя битва» (1956). Сейчас сказки обычно выходят в такой последовательности, как перечислено выше; сам же автор в 1957 году писал одной из своих юных читательниц, с которой вступил в переписку: «Серия не задумывалась такой заранее. Когда я писал “Льва, Колдунью и платяной шкаф”, я не знал, что будет продолжение. Потом я написал “Принца Каспиана” и опять не думал, что буду сочинять дальше, а когда закончил “Покорителя Зари”, был твердо уверен, что на этом остановлюсь. Оказалось, я ошибся. Так что, наверное, не очень важно, в каком порядке читать. Я даже не уверен, что остальные написаны в той последовательности, в какой опубликованы. Я никогда не записываю таких вещей и не помню дат»[1].
Автор «Хроник Нарнии» так писал о том, как, по его мнению, нужно писать для детей: «Мы должны встречаться с детьми на равных, ведь мы и вправду равны. Наше превосходство, возможно, в том, что мы гораздо больше знаем и лучше умеем рассказать. Не нужно ни руководить маленькими читателями, ни делать из них кумира. А хуже всего смотреть на них, как профессионал на сырье, подлежащее обработке. Конечно, мы стремимся не навредить им и, с Божьей помощью, надеемся сделать им добро. Но при этом должны с уважением относиться к ним. Не нужно воображать себя провидением или судьбой. Я не скажу, что чиновник из министерства просвещения никогда не напишет хорошей детской книги. Все возможно. Но, по-моему, шансов мало»[2].
О причинах, подвигших его к созданию «Хроник Нарнии», Льюис рассказывал: «Кажется, некоторые считают, что вначале я спросил себя, как рассказать детям что-нибудь о христианстве, потом как средство выбрал сказку, собрал сведения о детской психологии и определился, для какого возраста буду писать, набросал список христианских историй и придумал к ним аллегории. Это — полная ерунда. Так я бы не написал ничего. Все началось с образов: фавн под зонтиком, королева в санях, величавый лев. Сперва там не было ничего от христианства, это пришло само собой, позже, когда я уже кипел. <…> Автор выбрал сказки, потому что они оказались идеальной формой для того, о чем я хотел рассказать. Потом в диалог вступил Человек. Я подумал, что в детстве такие книги, возможно, помогли бы мне самому не растерять веру. Почему так трудно испытывать к Богу или Христовым страданиям те чувства, которые, как нам говорят, мы должны испытывать? Думаю, именно потому, что речь идет об обязанности, и это убивает чувства. Главная причина — здесь. <…> В детстве мне казалось, что о вере можно говорить лишь вполголоса, как в больнице. “Что, если перенести все это в волшебную страну, — подумал я, — где нет ни витражей, ни воскресных школ, может, тогда ребенок впервые увидит веру во всей ее мощи и устоит?” И я понял, что да. Это был человеческий мотив. И все же у Человека ничего не получилось бы, если бы сначала не закипел Автор»[3].
Одной из первых юных корреспонденток Льюиса стала одиннадцатилетняя американка Хила. Она прислала акварель, на которой изобразила всех героев «Льва, колдуньи и платяного шкафа». Впервые она прочла сказку тремя годами раньше и ощутила то, что позже назвала «неизъяснимым трепетом и томлением»[4]. К.С. Льюис писал ей: «Что до другого имени Аслана, постарайся угадать сама. Разве не было в этом мире Того, кто бы (1) появился в Рождество; (2) говорил, что Он — Сын Великого Императора; (3) за чужую вину отдал Себя злым людям на осмеяние и смерть; (4) вернулся к жизни; (5) Его еще иногда называют ягенком или агнцем (смотри конец “Покорителя зари”). Наверняка ты знаешь, как Его зовут в нашем мире. Подумай и напиши мне свой ответ!»[5].
Пятиклассникам из Мэриленда Льюис писал: «Вы ошибаетесь, когда думаете, будто все в книгах “представляет” что-нибудь в этом мире. <…> Я не говорю: “Давайте представим Иисуса, как Он есть, в виде Льва Нарнии”. Я говорю: “Предположим, была бы такая страна Нарния, и Сын Божий, как Он стал Человеком в нашем мире, стал бы там Львом, и представим, что бы могло случиться”. Если вы подумаете, то увидите, что это совсем другое дело»[6].
В 1960 году в письме тринадцатилетней Патрисии, старшей из семи девочек в семье, К.С. Льюис уже подробно рассказывает об образах «Хроник Нарнии»: «Я вовсе не пытаюсь “представить” реальную (христианскую) историю в символах. Я скорее говорю: “Вообразите, что существует мир, подобный Нарнии, и что Сын Божий (или Великого Заморского Императора) приходит его искупить, как пришел искупить наш. Что бы получилось?” <…>
- Создание Нарнии — это сотворение мира, но совсем не обязательно нашего.
- Когда Джадис срывает яблоко, она, подобно Адаму, совершает грех ослушания, но для нее это не то же самое. К тому времени она уже пала, и пала глубоко.
- Каменный стол действительно должен напоминать об одной из Моисеевых скрижалей.
- Страдания и Воскресение Аслана — это Страдание и Воскресение Христа, какими они могли бы быть в том, другом мире. Они подобны тем, что Он претерпел в нашем, но не те же.
- Эдмунд, подобно Иуде, гад и предатель, однако в отличие от Иуды, он раскаялся и получил прощение (как, без сомнения, получил бы Иуда, если бы раскаялся).
- Да. На самом краешке нарнийского мира Аслан начинает больше походить на Христа, каким мы знаем Его здесь. Отсюда — ягненок, то есть Агнец. Отсюда — трапеза, как в конце Евангелия от Иоанна. Разве он не говорит: “После того как вы узнали меня здесь (в Нарнии), вам легче будет увидеть меня там (в нашем мире)”?
- И, разумеется, Обезьян и Лопух перед Страшным Судом (в “Последней битве”) — это как приход Антихриста перед концом нашего мира»[7].
«Хроники Нарнии» — серия очень добрых и одновременно жестких сказок о мире, зло в котором носит не отвлеченный, а вполне реальный характер. И для борьбы с ним иногда нужно не только рисковать своей жизнью, но и убивать. Так, спасший свою сестру «Питер вовсе не был таким уж смельчаком, напротив, ему казалось, что сейчас ему станет худо от страха. Но это ничего не меняло: он знал, что ему повелевал долг. Одним броском он кинулся на чудовище, подняв меч, чтобы ударить его сплеча. Волк избежал этого удара. С быстротой молнии он обернулся к Питеру. Глаза его сверкали от ярости, из пасти вырвался злобный рык. Зверь был полон злобы и просто не мог удержаться от рычанья; это спасло Питера — иначе волк тут же схватил бы его за горло. Все дальнейшее происходило так быстро, что Питер не успел ничего осознать: он увернулся от волчьей пасти и изо всех сил вонзил меч между передними лапами волка, прямо тому в сердце»[8]. Возможно, впечатления, оставшиеся у Льюиса от его участия в военных действиях Первой мировой войны, преломившись в его сознании сквозь призму героического эпоса, который он так любил, сквозь всю призму его непростого жизненного опыта и сквозь радость спасения, прочувствованную Клайвом, когда Христос коснулся его сердца, и дали писателю возможность создавать образы, которые до сих пор трогают многих читателей до глубины души.
В первой из сказок «Хроник Нарнии» — книге «Лев, колдунья и платяной шкаф» — Льюис пытается через понятные детям образы передать причины, побуждающие того, кто ни в чем не виноват, отдать свою жизнь за другого — не просто грешника, а предателя. Колдунья говорит Аслану: «Вы не хуже меня знаете Магию, которой подвластна Нарния с давних времен. Вы знаете, что согласно ей каждый предатель принадлежит мне. Он — моя законная добыча, за каждое предательство я имею право убить»[9].
Льюис показывает, как тяжело пройти последнюю часть пути тому, кто сделал выбор осознанно пожертвовать собой за другого:
— Ты не болен, милый Аслан? — спросила Сьюзен.
— Нет, — ответил Аслан. — Мне грустно и одиноко. Положите руки мне на гриву, чтобы я чувствовал, что вы рядом.
И вот сестры сделали то, что им хотелось с первой минуты, как они увидели Льва, но на что они никогда не отважились бы без его разрешения, — они погрузили озябшие руки в его прекрасную гриву и принялись гладить ее. И так они шли всю дорогу. Вскоре девочки поняли, что поднимаются по склону холма, на котором стоял Каменный Стол. Их путь лежал по той стороне склона, где деревья доходили почти до самой вершины; и когда они поравнялись с последним деревом, Аслан остановился и сказал:
— Дети, здесь вы должны остаться. И что бы ни случилось, постарайтесь, чтобы вас никто не заметил. Прощайте[10].
Льюис описывает и сам момент страданий и смерти; когда мучители уже уверены в своей окончательной победе и бессмысленности жертвы, принесенной тем, кого они после издевательств убили: «Все как один они набросились на него. Даже те, кто боялся подойти к нему, уже связанному, теперь осмелели. Несколько минут Аслана не было видно — так плотно обступил его весь этот сброд. Чудища пинали его, били, плевали на него, насмехались над ним. <…> Колдунья наклонилась и перед тем, как нанести удар, проговорила торжествующе:
— Ну, кто из нас выиграл? Глупец, неужели ты думал, что своей смертью спасешь человеческое отродье? Этого предателя мальчишку? Я убью тебя вместо него, как мы договорились; согласно Тайной Магии, жертва будет принесена. Но когда ты будешь мертв, что помешает мне убить и его тоже? Кто тогда вырвет его из моих рук? Четвертый трон в Кэр-Парваале останется пустым. Ты навеки отдал мне Нарнию, потерял свою жизнь и не избавил от смерти предателя. А теперь, зная это, умри!
Люси и Сьюзен не видели, как она вонзила нож. Им было слишком тяжко на это смотреть, и они зажмурили глаза. Поэтому они не видели и другого — как в ответ на слова Колдуньи Аслан улыбнулся и в его глазах сверкнула радость»[11].
Но Льюис в своей сказке показывает не только смерть, но и Воскресение. Воскресший Аслан говорит Люси и Сьюзен: «Колдунья знает Тайную Магию, уходящую в глубь времен. Но если бы она могла заглянуть еще глубже, в тишину и мрак, которые были до того, как началась история Нарнии, она прочитала бы другие Магические Знаки. Она бы узнала, что когда вместо предателя на жертвенный Стол по доброй воле взойдет тот, кто ни в чем не виноват, кто не совершал никакого предательства, Стол сломается и сама смерть отступит перед ним»[12].
Льюис показывает возможность покаяния для предателя; но и показывает, что это не просто слова извинения. Эдмунду, хотя он и не взрослый мужчина, а маленький мальчик, приходится в бою встретиться с той, кому он предал своих близких: «Мы должны поблагодарить Эдмунда, Аслан, — услышала Люси слова Питера. — Нас бы разбили, если бы не он. Колдунья размахивала своей палочкой направо и налево, и наше войско обращалось в камень. Но Эдмунда ничто не могло остановить. Добираясь до Колдуньи, он сразил трех людоедов, стоящих на его пути. И когда он настиг ее — она как раз обращала в камень одного из ваших леопардов, — у Эдмунда хватило ума обрушить удар меча на волшебную палочку, а не на Колдунью, не то сам он был бы превращен в статую. Остальные как раз и совершали эту ошибку. Когда ее палочка оказалась сломанной, у нас появилась некоторая надежда… Эдмунд тяжело ранен»[13].
Через этот бой и рану, от которой он получает исцеление, Эдмунд обновляется: «Люси давно, пожалуй, целую вечность не видела, чтобы он выглядел так чудесно. По правде сказать, с того самого дня, как он пошел в школу. Там-то, в этой ужасной школе, в компании дурных мальчишек, он и сбился с правильного пути. А теперь Эдмунд стал прежним и мог прямо смотреть в глаза людям.
И тут же, на поле боя, Аслан посвятил Эдмунда в рыцари.
— Интересно, — шепнула сестре Люси, — знает ли он, что сделал ради него Аслан? О чем на самом деле договорился Аслан с Колдуньей?
— Ш-ш-ш… Нет, конечно, нет, — сказала Сьюзен.
— Как ты думаешь, рассказать ему? — спросила Люси.
— Разумеется, нет, — ответила Сьюзен. — Это будет для него ужасно. Подумай, как ты чувствовала бы себя на его месте.
— И все-таки ему следовало бы знать, — сказала Люси»[14].
К.С. Льюис пишет о том, что было им самим выстрадано во время долгого религиозного поиска: отношения с Богом выстраивает Бог; человек не знает, когда Он его позовет для чего-то важного. Мистер Бобр предупреждает детей: «Аслан будет приходить и уходить, когда ему вздумается. Сегодня вы увидите его, а завтра нет. Он не любит быть привязанным к одному месту <…> и, понятное дело, есть немало других стран, где ему нужно навести порядок. Не беспокойтесь. Он будет к вам заглядывать. Только не нужно его принуждать. Ведь он же не ручной лев»[15].
Писатель подчеркивает, что чем выше положение, которое занимает человек, тем менее он свободен, тем выше его ответственность. В сказке «Конь и его мальчик» король говорит сыновьям: «Мы, короли, подчиняемся закону. Лишь закон и делает нас королями. Я не свободнее, чем часовой на посту. <…> Быть королем — это значит идти первым в самый страшный бой и отступать последним, а когда бывает неурожай, надевать самые нарядные одежды и смеяться как можно громче за самой скудной трапезой во всей стране»[16].
Льюис говорит о двойственности падшей человеческой природы. Аслан обращается к королю Каспиану: «Ты ведешь род от господина Адама и госпожи Евы. Это честь, способная возвысить главу беднейшего бедняка, и позор, способный пригнуть плечи величайшего императора. Будь доволен»[17].
Через бесхитростные диалоги детей писатель показывает, как сложно бывает почувствовать необычность мира, в котором ты живешь:
— Не хотите ли вы сказать, — спросил Каспиан, — что вы трое прибыли сюда с круглого, как шар, мира? Почему вы раньше не говорили? Я очень любил в детстве сказки о таких мирах. Правда, я не думал, что эти миры есть на самом деле, но очень этого хотел и хотел побывать там. Я бы что угодно отдал… Кстати, почему вы попадаете в наш мир, а мы в ваш — нет? Ах, попасть бы туда! Как интересно жить на шаре! А вы бывали в тех местах, где люди ходят вверх ногами?
Эдмунд покачал головой.
— Нет, — сказал он и добавил, — круглый мир ничуть не интересен, когда ты на нем живешь[18].
Льюис говорит о том, что есть вещи страшнее смерти, и в то же время о том, что Бог имеет власть даровать необходимое тому, кто утратил последнюю надежду. В «Племяннике чародея» Аслан спрашивает Дигори:
— Колдунья хотела, чтобы ты еще в одном нарушил мою волю, ты помнишь?
— Помню, — сказал Дигори. — Она подбивала меня взять яблоко для мамы.
— Оно бы вылечило твою маму, — сказал Лев, — но пришел бы день, когда и ты, и она пожалели бы об этом.
Дигори молчал, он молча плакал, утратив последнюю надежду, познал, что Лев сказал правду, на свете есть то, что страшнее смерти. Он плакал, пока не услышал тихий голос:
— Так было бы, сын мой, если бы ты поддался и сорвал яблоко. Теперь будет не так. В твоем мире нельзя жить вечно, но здоровым быть можно. Иди сюда. Сорви яблоко для мамы[19].
Льюис показывает, как близко духовный и материальный миры, как тонка граница между жизнью и смертью: «Юстэс сделал к нему шаг, протянул руки, но вдруг отступил назад.
— Послушай, — запинаясь, проговорил он. — Я очень тебе рад, но разве ты… я хочу сказать, ты не…
— Ох, да не глупи! — сказал Каспиан.
— Разве он не… умер? — спросил Юстэс, глядя на Аслана.
— Да, — спокойно ответил Аслан, и Джил показалось, что он улыбается. — Он умер. Многие умерли. Даже я. Живых гораздо меньше.
— А! — воскликнул Каспиан. — Я знаю, что тебя беспокоит! Ты думаешь, я призрак, или еще какая-нибудь чушь. Нет, в стране Аслана призраком не станешь. Конечно, я стал бы призраком, явись я теперь в Нарнии или в вашем мире. Но, наверное, это еще не ваш мир, хотя вы и здесь[20].
Интересны образы в конце сказки «Последняя битва».
— О-о-о! — воскликнул Питер. — Это Англия! Это дом профессора Керка в деревне, где начались наши приключения!
— Я думал, его снесли, — сказал Эдмунд.
— Да, его снесли, — сказал фавн. — Но вы смотрите сейчас на Англию внутри Англии, настоящую Англию. И в этой внутренней Англии ничто хорошее не пропадает[21].
Через эти образы автор предполагает, что будет с людьми и народами после окончания земного периода их истории. Ничто хорошее не пропадет, когда нам кажется, что земные наши добрые начинания рушатся, несмотря на все старания, то, вполне возможно, что в таинственных сферах духовного мира они уже реализованы, просто нам не полезно, чтобы они воплотились в жизнь сейчас, так как мы могли бы возгордиться и забыть о Боге. Не пропадает и совершенное нами зло, но деятельным покаянием мы можем если не изгладить его, то кардинально изменить его последствия.
В завершение последней из книг «Хроник Нарнии» К.С. Льюис говорит о том, что смерть не страшна тем, кто искренне любит Бога; что она может стать для них началом новой, лучшей жизни: «Потом Аслан повернулся и сказал всем:
— Вы еще не такие счастливые, какими бы я хотел вас видеть.
Люси ответила:
— Мы так боимся, что ты отошлешь нас обратно, Аслан. Ты так часто возвращал нас в наш мир.
— Не бойтесь, — сказал Аслан. — Разве вы не догадались?
Сердца у детей подпрыгнули, и в них вспыхнула дикая надежда.
— Это была настоящая железнодорожная катастрофа, — тихо и мягко сказал Аслан. — Ваши папа и мама и все вы, как называют это в стране теней, — мертвы. Учебный год позади, настали каникулы. Сон кончился, вот и утро.
И пока Он говорил, Он все меньше и меньше походил на Льва. А то, что случилось дальше, было так прекрасно, что писать об этом не могу. Для нас это завершение всех историй, и мы честно можем сказать, что они жили долго и счастливо. Но для них это было только началом настоящей истории. Вся их жизнь в нашем мире, все приключения в Нарнии были только обложкой и титульным листом; теперь, наконец, началась Глава Первая Великой Истории, которую не читал ни один человек на земле; Истории, которая длится вечно; Истории, в которой каждая глава лучше предыдущей»[22].
Детское восприятие — более острое, чем у взрослого человека. В своих обращенных к детям «Хрониках Нарнии» Льюис сумел создать образы, которые и сегодня трогают сердца как совсем юных, так и взрослых читателей, побуждая заглянуть вглубь своей души.
[1] Льюис К.С. Письма детям // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. М., 2000. С. 360-361.
[2] Льюис К.С. Три способа писать для детей // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. М., 2000. С. 403.
[3] Льюис К.С. Иногда лучше рассказать обо всем в сказке // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. М., 2000. С. 405-406.
[4] Льюис К.С. Письма детям. С. 335.
[5] Льюис К.С. Письма детям. С. 336.
[6] Льюис К.С. Письма детям. С. 344.
[7] Льюис К.С. Письма детям. С. 376-377.
[8] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 5. М., 2005. С. 83.
[9] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 90.
[10] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 96.
[11] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 98-99.
[12] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 103.
[13] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 112.
[14] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 113.
[15] Льюис К.С. Лев, колдунья и платяной шкаф. С. 114-115.
[16] Льюис К.С. Конь и его мальчик // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 5. М., 2005. С. 83.
[17] Льюис К.С. Принц Каспиан // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 5. М., 2005. С. 342.
[18] Льюис К.С. «Покоритель зари» или плавание на край света // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 5. М., 2005. С. 463.
[19] Льюис К.С. Племянник чародея // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. М., 2000. С. 208.
[20] Льюис К.С. Серебряное кресло // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. М., 2000. С. 121.
[21] Льюис К.С. Последняя битва // К.С. Льюис. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 6. М., 2000. С. 324.
[22] Льюис К.С. Последняя битва. С. 325.
Опубликовано: https://bogoslov.ru/article/6165559
