…Доцент Семен Семенович Горбуньков деловито зашел в большой особняк своего друга Филиппа Филипповича Борменталя – семидесятилетнего бывшего ответственного руководящего работника, а в настоящее время забытого всеми кроме Горбунькова пенсионера, у которого он с недавних пор еще и работал на очень необычной должности. Борменталь достаточно тяжело переживал то, что еще пять лет назад он руководил коллективом в несколько тысяч человек, его телефон разрывался от звонков, день был расписан по минутам, а сейчас к нему никто не звонит и не приходит в его большой дом, кроме Семена Семеновича, да и то всегда пьяного. Впрочем, Филипп Филиппович и пьяному был ему рад: в промежутках между их встречами весь круг его общения составляли только домашние животные: три жившие во дворе собаки, две жившие в доме кошки и хомяк, которого зачем-то припер доцент.
– И что я с ним буду делать? – недовольно спросил его Борменталь.
– Пригодится, – беспечно ответил друг, который и сам не помнил, откуда у него этот хомяк взялся.
Вопрос Филипп Филипповича был далеко не праздным: у него, привыкшего к упорядоченной структуре организации, и животные жили не лишь бы как, а согласно штатному расписанию. Одна собака была его заместителем по собакам, одна кошка – заместителем по кошкам и ежедневно он проводил с ними планерку в девять утра. Собака с кошкой были умные, причуда хозяина сажать их по утрам за стол в его кабинете не особо их напрягала, и они терпеливо сидели полчаса каждая на своем стуле, ожидая, когда получат от него каждое свое задание, смысла которых не понимали, но исполнения с них и не требовалось. По мнению Борменталя, они и так работали лучше заместителей мэра их города.
Затем он решил расширить структуру и выделил отделы дворняг, овчарок и сиамских кошек, но планерки с начальниками отделов поручил проводить уже своим заместителям. «И вот к чему тут хомяк?» – думал недовольный Филипп Филиппович. Сначала он думал назначить его начальником отдела мышей, но мыши его вообще не воспринимали, а затем отдел сиамских кошек и вовсе закрыл вопрос с мышами, так что это стало неактуально. И тогда Борменталь понял, кем будет работать хомячок – представителем недовольной общественности от оппозиции. «Как раз подходит: делать ничего не умеет, только жрет и гадит – самое то! – успокоился хозяин дома. – Главное, чтобы самого его кошки или собаки не загрызли – а то будет ощущение, что нет у нас в доме демократии».
Когда приходил Горбуньков, Борменталь всегда доставал бутылку коньяка. Сам он выпивал три рюмки – норму еще в двадцать лет самому себе установленную, и с тех пор оставшуюся неизменной, а его друг выпивал все остальное, а потом смотрел таким жалобным взглядом, что приходилось достать для него еще и бутылку водки.
Борменталь настолько хорошо относился к другу, что даже взял его на должность своего заместителя по научной работе – третьего по рангу после заместителей по кошкам и по собакам. Соответственно этому статусу он и должен был занимать место за столом во время совещаний.
– Сидеть с кошечкой и с собачкой за твоим столом? А жить на что? – возмутился Горбуньков, которому его зарплаты в вузе катастрофически не хватало, и он частенько просил у друга взаймы, а тот не только давал, но и назад не брал, говоря: «Свои люди – сочтемся».
– Так не бесплатно же, – спокойно сказал Борменталь и назвал сумму должностного оклада вдвое превышавшую оклад доцента в университете вместе со всеми надбавками и премиями.
– Это не шутка? – сразу протрезвел Семен Семенович.
– Разумеется нет. И у тебя в подчинении будет главный научный сотрудник!
– А кто это?
Борменталь рассказал как по случаю купил Ученого кота всего за пять тысяч долларов. Кандидатская Ученого кота была посвящена тому, что он пометил потолок, а докторская тому, что он сумел пометить сам себе спину. Правда, злые языки называли его лжеученым, который просто сделал лужу, и потом в ней повалялся, но более здравые ученые рассуждали, что Ученый кот просто добился поставленной цели с наименьшими затратами, что и показывает научность его мысли.
– Слышал я про этого кота, – недовольно сказал Горбуньков. – И зачем было его покупать?
Филипп Филиппович пояснил ему, что без наличия в штатном расписании главного научного сотрудника, оклад заместителя по науке был бы на тридцать процентов ниже, и Семен Семенович сразу осознал, до какой степени кот необходим. А Ученый кот, которому сомнения его нового начальника не понравились, пометил ему ботинки. Это было ненаучно – на уровне школьного реферата недоразвитого котенка, но в то же время настолько аутентично и конгруэнтно в данной ситуации, что удержаться было просто невозможно.
Между Семен Семеновичем и Филипп Филипповичем были дружеские отношения, поэтому, когда Горбуньков поделился тем, что его волновало, Борменталь отнесся к этому со всей серьезностью. А случилось то, что в техническом университете назначили выборы ректора, в которых доценту захотелось участвовать, так как на его взгляд, он был бы лучшим из кандидатов. Но вот незадача: не было у него стажа административной работы.
…Ректор технического университета – Алексей Григорьевич Разумовский – высокий лысоватый мужчина с пышными усами и громким голосом – надеялся, что в этом году выборы пройдут также, как и все пять раз с момента, когда четверть века назад он стал здесь ректором. Обычно у него был один соперник на выборах – работавший у него же советником по общим вопросам профессор Гоча Малхазович Кикабидзе, который часто представлялся как «дядюшка грузинёр». Гоча Малхазович хорошо разбирался в сортах вина и в чаче, прекрасно пел «Виноградную косточку» и, несмотря на то, что уже справил свое семидесятилетие, мог и потанцевать. А еще у него был очень солидный вид, он умел красиво говорить, и его все устраивало как есть. И всех – и в министерстве, и в области, и в самом техническом университете, устраивало так как есть. Разумовский выигрывал у Кикабидзе из расчета 70 процентов голосов против 30, один раз даже 60 против 40 и это показывало полную демократичность проходивших в вузе выборов и наличие там подлинного самоуправления.
Но в этот раз на выборы выдвинулись еще две сотрудницы – завкафедрой Даздраперма Вонифатьевна Мразова и начальник учебного управления, доцент Гвампидокла Прокофьевна Бдыщ. Они были еще и подругами ко всему прочему.
Заведующая кафедрой Даздраперма Вонифатьевна была уже немолодая женщина, имя которой наложило определенный отпечаток на ее судьбу. Ее дед был священник, а отец — пламенный коммунист. Дед назвал сына по святцам, а отец дочь советским именем, означавшим «Да здравствует Первое мая». Сочетание имени с отчеством было престранным, но имя менять не пожелала. Даже, когда в конце восьмидесятых вышла замуж за очень верующего мужчину, и ей пришлось для вступления в брак креститься с именем Дарья, в паспорте Даздраперма оставила прежнее имя. Мужу она разрешала называть ее Дашенькой, а остальным исключительно Даздраперма Вонифатьевна.
Заведующая кафедрой корила себя за то, что разрешила мужу их дочь назвать по святцам. До шестнадцати лет девушка терпеливо несла крест имени Просдока, несмотря на насмешки сверстников, но когда в шестнадцать лет мальчик, который ей нравился, отказался с ней встречаться по причине странности ее имени, девушка, несмотря на протесты отца, твердо решила имя сменить. Но сменить не только в паспорте, но и в церкви. Первый священник, к которому она обратилась с таким вопросом, попытался утешить ее тем, что у имени Просдока есть и другая форма звучания — Проскудина, и она вполне может так себя называть. Проскудиной девушка быть также категорически не хотела. В поисках решения вопроса она дошла до епископа, который не увидел проблемы в ее желании, а просто прочитал ей новую молитву на наречение имени. Отвергнув предложения стать Пульхерией или Прасковьей, девушка стала Катей, как давно мечтала, и сменила паспорт.
Имя стало и причиной начала многолетней дружбы Даздрапермы Вонифатьевны с Гвампидоклой Прокофьевной Бдыщ, которая в настоящее время работала не только начальником учебного управления, но и доцентом у нее на кафедре. Имя Гвампидокла означало Главная мировая поэтесса и докладчица. Сложно сказать, повлияло ли имя на то, что госпожа Бдыщ стала признанной в определенных кругах поэтессой, но признание было налицо: литературный журнал «Закат солнца поэзии» удостоил ее звания лучшего автора дополнительного номера, а кроме упомянутой награды ей посвятили целую страницу литературной газеты «Луна Чарского».
Надо отметить, что эти две представительницы научно-педагогической корпорации уже принимали участие в выборах, правда, не ректора, а муниципальных. Даздраперму Вонифатьевну поддерживало движение «Вопль», наблюдающее за выборами (как говорили злые языки в интересах то ли Бурунди, то ли Бурумбии, на что знающие люди им поясняли, что Бурунди не до этого, а Бурумбии якобы и вовсе нет). А Гвампидоклу Прокофьевну поддерживало общественное движение «Вопль угнетенной твари». Мало того, что сами по себе названия были подозрительно похожими (для тех, кто дальше первого слова не читает); так еще ведь и «Воплем угнетенной твари» общественное движение стало недавно! А до этого оно именовалось «Душа бездушного мира». Вот прямо перед выборами и переименовали. И еще сунули госпожу Бдыщ на тот же округ, где шла госпожа Мразова – решили поссорить подруг между собой, судя по всему.
В итоге обе подруги объединились против другого кандидата на их же округе, который, будучи человеком обеспеченным, решил стать депутатом, используя финансовые рычаги. Его помощники были люди непосредственные; посчитав, что для того, чтобы стать депутатом на этом округе, достаточно набрать полторы тысячи голосов. Они прикинули, что если дать по пятьсот рублей каждому, кто проголосует за данного кандидата и двести пятьдесят тысяч тем, кто организационно это обеспечит, то с бюджетом в один миллион рублей вполне можно выборы на этом округе и выиграть.
Простая арифметика даже на уровне муниципальных выборов и не думала работать. А там еще возникло несколько скандалов. Самый яркий был с Колей Матроскиным, который, проголосовав за указанного кандидата, с гордостью принес жене 150 рублей, важно заявив, что ему дали 200, на 50 он купил самогон, а остальное принес в семью. Жена умилилась самопожертвованию Коли. В порыве восторга она рассказала о подвиге мужа соседке, а та возьми и скажи, что ей за то же самое дали 500 рублей. Бедная женщина оказалась перед сложной дилеммой – либо ее муж ее обманывает, либо он лох, и вопрос, что из этого хуже. Коля, которому она учинила допрос с пристрастием, и сам толком ничего не помнил. Он был сильно пьян в тот день. Однако слухи ширились. Кандидат, до которого они дошли, тоже волновался: получается, что те, кому получили организовать голосование в его поддержку, решили обмануть его избирателей, перераспределив в свою пользу деньги, которые он их целевым образом выделил, из личных средств, причем.
Но самое неприятное его ждало после выборов, когда их результаты решили оспорить Мразова и Бдыщ, за каждую из которых проголосовало по одному человеку. А с с учетом, что они были прописаны именно на территории этого округа, можно было предположить, чьи именно это были голоса. Однако, они заявили, что если бы не финансовые провокации, то все голоса, отданные за их соперника, были бы отданы за них.
Кандидат из удачливого (и то большой вопрос – миллиона рублей у него не стало), на глазах превращался в неудачливого. Но его положение спас адвокат, который заявил, что кандидат представляет интересы жителей округа настолько бедного, что его жители вынуждены работать в режиме 24/7. И всем им очень хотелось проголосовать, проявить свою гражданскую активность. Но нужда мешала им в этом, протягивая свои костлявые руки к их горлу. Однако кандидат решил из личных средств компенсировать им расходы, связанные с посещением избирательного участка. Он не ставил обязательным условием, чтобы избиратели именно за него отдавали свой голос – он просто хотел обеспечить им возможность почувствовать себя полноценными гражданами, реализующими свое активное избирательное право. В итоге жалоба Мразовой и Бдыщ осталась без удовлетворения, а они заявили прессе, что еще больше разочаровались в нашей системе правосудия, которая уже давно пробила дно, но сейчас нашла, что еще можно пробить, находясь ниже дна. А сейчас решили попытать счастья в выборах на должность ректора.
– Ну, уж если эти хотят выбраться на пост ректора, то я-то чем хуже? – патетически воскликнул Горбуньков.
– А что не хватает? – деловито поинтересовался его начальник и друг.
– Нет у меня опыта административной работы не менее пяти лет, видите ли!
– Как это нет? Ты же у меня уже больше пяти лет работаешь, – спокойно возразил Борменталь.
Доцент махнул рукой, но Филипп Филиппович показал ему документы, из которых явствовало, что работа его была вполне официальной, за него делались все необходимые отчисления с зарплаты, а должность заместителя по науке генерального директора научно-производственного объединения «Котопес» вполне позволяла ему принять участие в выборах ректора…
…Через пару недель, когда Семен Семенович, зарегистрированный в качестве одного из кандидатов на выборах на пост ректора, выпив очередную рюмку коньяка, сказал Борменталю: «Главное не победа, а участие»; тот недовольно посмотрел на него и ответил: «У меня есть связи в министерстве, поэтому «нам нужна одна победа», и «мы за ценой не постоим»».
