Когда в наши нелитературные дни вдруг или не вдруг вспоминается слово ЛИТЕРАТУРА, цепь ассоциаций из заранее предполагаемых конструкций всегда приводит к неожиданным образам и мыслям, которые никогда не поддаются формальной логике. Как это и должно по справедливости быть всегда, когда судьба общества вопреки всему, что ее изъязвляет, продолжает завоевывать свое законное место под солнцем и свое неистребимое пространство в поле Бытия.
Первый раз я буквально проглотил эту, как мне показалось, веселую и очень остроумную книгу, мгновенно поднявшую настроение, с оптимистическим запалом и надеждой но то, что многое может действительно измениться в реальности и сделать нашу беспросветную житуху похожей на жизнь, потому что оптимизм автора выражался не через радостное прожектерство, а просто и прямо — через здоровое и сильное самоощущение. Пришлось даже искренне выступить на ее презентации и сказать примерно то же самое, что только что сказано здесь. Позже, в другом месте было представление этой книги вместе с ее иллюстратором — Владимиром Журавлевым, проникновенным и вдумчивым художником, который смог придать изданию истинно книжный, внутренне обогащенный творческим соучастием образ. На этом празднике достойного полиграфического искусства присутствовали и приглашенные студенты графического отделения Ивановского художественного училища им. М.И. Малютина, будущие иллюстраторы, которые впервые в жизни увидели живую книгу в том ее традиционном виде, которого эти молодые художники в своей жизни, к сожалению, не видели или не замечали. И сам иллюстратор, хотя там был и автор текста, дарил и подписывал будущим молодым коллегам экземпляры, которые им пришлось позже обязательно прочитать, услышав здесь об авторе и его детище не совсем понятные слова выступавших читателей, слова нестандартные и непривычные их слэнговому слуху .
Современные молодые не имеют навыка чтения в том его виде, каким он складывался веками среди читающей российской публики. Каждый профессиональный читатель старого закала умеет соединять в любой конкретной книжной ситуации самые разные способы чтения : взаимно перемежающиеся скорочтение и вдумчивое исследование текста. Это позволяет не только получать удовольствие от прочитанного, но и оставлять в собственном сердце много совершенно не предвиденного заранее и не задуманного автором. Так книга становится соучастником построения личности. Иногда даже другом. Советчиком. Минимум — собеседником. Это правило касается практически ЛЮБОЙ сознательно выбранной книги. Если же издание обнаруживает резонансное созвучие с душой и интеллектом, оно делается чем-то совершенно не случайным в жизни, значимым для души и неизгладимым из памяти.
Студентам, получившим в подарок книгу, пришлось ее прочитать. Как это происходило, мы никогда не узнаем: текст сложен во всех смыслах, особенно для неискушенного, почти детского ума. Но он освоен. И очень парадоксально, с искренним чувством, озвучен. Это победа всех, кто участвовал в презентации, хотя такая книга в руках юноши или девушки в наше время — почти нонсенс. И этот нонсенс требует расшифровки.
Новообращенные читатели, обескураженные непривычно самостоятельной книгой, автор которой не ориентируется ни на кого и ни на что, были попросту шокированы таким удивительным во всех смыслах текстом. Они, привыкшие в школе к тому, что в литературе обязательно что-то можно, а что-то нельзя, правильно или неправильно, не знали, как реагировать на странные — очень яркие и беспредельно смелые высказывания писателя по поводу некоторых щекотливых жизненных ситуаций. Они поначалу не открывали друг другу свои первые впечатления, потому что не знали, что сказать, чтобы не показаться дураками, и не попасть впросак. Но больше всего они опасались того, чего остерегается большинство сегодняшних молодых: показаться реально умными и вдумчивыми по отношению к жизни, что по их мнению «стремно» или «западло». Именно этот факт свидетельствует о том, что некое понимание выше привычного уже началось у каждого из них с первой страницы. Можно сказать, что всякий из взявших в руки эту книгу вынужден был стать хотя бы на время чтения состоявшимся читателем. И в какой-то мере гражданином.
Если бы эти слова были сказаны лет тридцать назад, они показались бы общим местом. Сегодня подобное явление — действительно явление и говорит об очень многом и значимом. С одной стороны, сейчас КНИГА для большинства всего лишь КНИЖКА и не более того. С другой, книга приобрела у ЧИТАТЕЛЯ удесятеренную ценность. Ее не берут сдуру или от нечего делать, а проверяют, прежде чем купить, по всем параметрам, тщательно и придирчиво. И тот, кто ее приобретает, знает цену всему спектру своих будущих отношений с этим конкретным изданием.
Даже всемирно исторически признанная книга сегодня не выполняет своей роли так, как это было полвека назад. О ней могут говорить нужные, как бы верные слова, но читать ее и проживать могут уже не миллионы, а тысячи, если не сотни. Книга же литературы сегодняшнего дня еще не обрела своего сформулированного лица, еще проходит ее стилистическое и содержательное становление, еще нет единого взгляда на то, что обязательно должно стать обобщающим для всех книголюбов моментом.
Новая российская литература обладает рядом качеств, неизвестных ей еще не так давно. Она очень спокойно и свободно относится к специальной грамоте писательского труда, делая профессиональными некоторые словесно-философские ходы, воспринимаемые еще вчера как дилетантство. Для этого было необходимо в писателе появиться много такого, что не существовало и не предполагалось возникнуть у создателя текстового пространства в прежние времена. Главным здесь является творческое мужество и абсолютная незашоренность взгляда на окружающую повседневность, вера в свое личностное мировидение. Все, что мешает им проявиться в чистом и открытом читателю виде, отвергается автором, и он пишет свободно, раскованно, вкладывая в каждый текстовой шаг максимум внутренней честности, не опасаясь попасть в положение носителя пседоэкстремистского мироощущения и как следствие этого, «эпохального» читательского непонимания.
Почему-то получается так, что на эту книгу самый глубокий и сочувствующий любитель-книжник (не фарисей!!!), появился сразу, и не один. Даже тот, кто впервые открыл обескураживающий текст такого рода, не нашел в нем внутреннего сопротивления при чтении и с первых строк получил то, чего зачастую вообще не мечтал получить более никогда в антисловесной медийно-культурной ситуации сего дня. Через короткое время, иногда сразу, и стиль, и смысл вдруг становятся привычными и не требуют никакого умственного напряжения: слова текут как внутренняя молитва и делаются началом или продолжением собственных мыслей. Какие-то паузы начинают работать как сам текст, обустраивая несказанное нюансами открытий. Процесс постижения авторского «я» писателя становится частью собственного внутреннего мира в его импровизационной повседневной рутинной работе. Те моменты, с которыми возникает неизбежное внутреннее несогласие, уходят подобно назойливым «голосам» , не мешая оставаться союзником писателя. Но все это так, как принято говорить о литературе в традиционном ключе.
Алексей Александрович Федотов — художник слова новейшего поколения, хотя в данном случае «художник слова» — расхожий, смертельно надоевший полуэпитет. Эпоха наших дней придает не только рыночный акцент искусству, но и антирыночный смысл ранее неизвестным формам творчества. Его стилистические и мировоззренческие параметры никак не вписываются в проверенную временем, принятую литературоведческую схему. Эпоха постмодернизма давно захватила все культурное пространство и проявляет себя порой в диаметрально противоположных тенденциях творчества. И все, что исходит из классического багажа с праисторической древности, которую несет в своем сердце творящий, делает постмодерн современного автора жестко подчиненным себе помощником и слугой. В данном случае это касается произведений нашего писателя. В его языке нет и следа вычурности или стилистической рисовки на потребу сей минуты, все идет естественно и в той мере, когда мы не отделяем знак от его значения и смысла, а мгновенно воспринимаем все содержательные планы текста и ощущаем эту единовременность как нечто должное, хотя это, по сути, никак не должное, скорее вероятностное и совсем не обязательное. К сожалению, до сих пор продолжает существовать терминологический провал в отношении современных искусства и литературы, поэтому приходится использовать собственные изыскания, и пояснять их, что портит вкус любого исследовательского раритета.
Юные студенты, прочитав «Universita. Стикс» Алексея Федотова , заметно изменились. После книги они уже не смеялись всему, что не смешно по определению и неуместно до хулиганства. Можно было безошибочно узнать прочитавших эти повести по их регулярной для внимательного педагогического взгляда задумчивости и серьезности, но вот их отношение к юмору осталось прежним и даже стало острее и ярче. Это бросалось в глаза, особенно в первые дни после получения книги в подарок, потом сгладилось и ушло. Попытка выяснить конкретные мысли юношества по поводу прочитанного были почти безрезультатны по нескольким причинам. Во-первых, они не все поняли. Это касается, прежде всего, университетской терминологии и того, что несет в себе научное и околонаучное пространство вуза. Но и здесь им стало очень многое новое парадоксально близким по причине сходства некоторых явлений в творческой среде собственного преподавательского состава. Параллель очень дальняя, но она воспринялась, и это своего рода чудо. Во-вторых, им недоступны ссылки на исторические общекультурные источники, и здесь ничего поделать нельзя. В-третьих, они не умеют делиться тем, что серьезно запало в душу, даже если это какой-то пустяк или случайность, не говоря уже о вещах, кажущихся им сверхсерьезными. При всем этом удалось узнать у них (и прямо, и косвенно),нужна ли такая литература их поколению и стоит ли эту книгу читать их кругу. Вот некоторые полушутливые высказывания студентов, сделанные строго «один на один»:
— Прикольно было бы включить эти повести в школьную программу по литературе.
— Проиллюстрировать книгу в духе Сальвадора Дали или фэнтэзи и устроить конкурс на лучшую иллюстрацию.
— Снять фильм по мотивам этих произведений по номинации 18+.
— Поставить микроспектакль.
— Сделать альбом комиксов.
-Заставить всех родителей, чьи дети учатся у нас, прочитать эту книгу от корки до корки.
Сквозь смех и несерьезность явно проглядывает то, что задело и заставило вдруг если не задуматься, то замолчать от души на какое-то время. И подумать не о действующих лицах повести, а о самих себе, о том, что рядом и кажется не значимым, но может вдруг оказаться превышающим все фантазии и мечты. Вполне понятно, что здесь сыграла особую роль встреча и с автором, и с иллюстратором, и с собственным преподавателем, который оказался в какой-то мере их другом и соратником. Это заставило обладателей такого подарка прочесть полученное задаром, вполне возможно из спортивного интереса. Может, немного — из уважения. Но факт прочтения был налицо и его действие тоже.
Второй раз я прочитал эту же книгу совсем недавно. Это была ДРУГАЯ книга: все имена и действия в ней звучали совсем иначе и имели иной, более глубокий и неоднозначный смысл. Удивительно, что фабула ее не изменилась и запомнилась в мельчайших деталях, которые мгновенно угадывались, но содержание ее было абсолютно другим. Были неузнаваемо иными тон, вкус, характер звучания слога. И совершенно изменилось настроение самого процесса чтения. Внешняя канва содержания упростилась и как бы сократилась, а вот содержание многократно выросло и стало несравненно более емким и серьезным. И уже не вызывало такого позитивного настроя, как в первый раз.
Когда на протяжении жизни возвращаешься к давно прочитанному и совсем иначе воспринимаешь многое из когда-то литературно пережитого, то не задаешься вопросом, почему так? Потому что ясно и очевидно изменение взглядов на что-то важное и не очень, и приобретение реального жизненного опыта в течение десятилетий, которые дают ощущение объема прожитого тобой времени и через это — переосмысление казавшегося незыблемым для восприятия, давным давно освоенного чтением писательского труда. Здесь же все обстоит сложнее и не укладывается в рамки предсказуемого: ведь прошло менее года после первого чтения. А книга стала совсем иной. Динамически подвижной во внутреннем сакральном звучании, смеющейся и тут же теряющей иронию, превращающуюся в сарказм и из него в ровную линию депрессии. И из депрессивной прямой в мощную параболу взлета в пространство сердечного ума., который любую страсть держит в крепкой узде.
Все, что успел написать и опубликовать Алексей Федотов, прочитано близкими ему по духу читателями. Среди них есть заслуживающие всяческого уважения ученые и деятели культуры, очень взыскательные и придирчивые к современным текстам и к тому, что творится в поле современной духовно-интеллектуальной деятельности. Книги профессора Алексея Александровича Федотова принесли многим из них настоящую радость. Не просто радость чтения как процесса знакомства с текстом, а постижения бесконечно интересной и обожествленной стези Бытия в авторском — Федотовском ее понимании. Это добрый и важный знак. Особенно если это касается совершенно новой книги, новой литературы, нового и вечно древнего мироощущения верующего человека и писателя.
Ермилов Юрий Иннокентьевич, преподаватель Ивановского художественного училища им. М. И. Малютина, арт-теоретик, художник, иконописец
