На воскресной литургии в единственном небольшом Троицком храме городка Борзово, на взгляд его настоятеля протоиерея Стефана, было всегда многолюдно. В райцентре с таким неблагозвучным названием жили около десяти тысяч человек, постоянными прихожанами из них были больше ста – как раз столько, чтобы можно было не тесниться на службе. Ведь когда на Пасху и Рождество Христово в храм приходили порой и более трехсот человек, просто повернуться становилось невозможно.
Но второй священник этого храма иерей Игорь считал совсем по-другому. На его взгляд, на воскресную литургию должны были ходить все жители городка, а раз храмовое помещение так мало, то почему бы не служить ее под открытым небом. «Наше призвание миссия, мы должны всех обратить ко Христу! – часто говорил отец Игорь настоятелю. – А вы вместо того, чтобы идти в каждый дом проповедовать, носитесь с этими стенами! А ведь в Новом Завете четко сказано, что не в рукотворенных храмах живет Бог, что сами христиане являются храмами, в которых живет Дух Божий! А у вас на уме – как украсить получше эту постройку, купить какую-нибудь новую красивую культовую принадлежность! И чем вы после этого отличаетесь от языческого жреца?»
На «жреца» отец Стефан всегда обижался, но как-то не находил, что ответить, чтобы это было убедительно для его оппонента. Настоятель очень любил храм, который сам десять лет назад и построил, многое делал своими руками. Стройка шла целых пять лет, причем благотворителей пришлось искать не только и даже не столько в областном центре, а в Москве. Из местных жителей, уже в семидесятые годы взорвавших два храма, которые были построены в городе до революции, желающих помочь созиданию святыни почти не было. Но настоятель не унывал. Он сам был родом из этого городка, ему пять лет было, когда взрывали две церкви – летнюю и зимнюю, стоявшие в самом центре уже лет сорок как закрытые, около райкома. «Пап, а зачем их взрывают?» — плача спросил тогда маленький Степа отца. «Затем, понимаешь, чтоб не было всяких рассадников мракобесия в центре советского города. А теперь, как хорошо: на их месте построят дворец культуры!»
Никакого дворца не построили, ограничилось все тем, что лет через десять после взрывов площадку очистили, вырыли котлован под фундамент, да и бросили – в стране начались такие перемены, что не до культуры. А Степа как-то положил себе на сердце, что он должен построить храм в родном городе, хотя он тогда и некрещеный был, и никто из его родни не был верующим. Когда же мальчик попытался с ними о своих мечтах говорить, а было ему тогда восемь лет, то его не только на смех подняли, но и попросили школу с ним поработать. Городок Борзово свое название оправдывал: народ здесь жил очень сложный и злой. Если кто-то хоть чуть выделялся на общем фоне, то ему этого не прощали. А тем более мальчишке, который возомнил из себя «святошу».
И некрещеный тогда Степа много перенес разных оскорблений от сверстников, учителей и родных за то, что пожалел взорванные церкви. Другой бы отступился на его месте, а он наоборот сильней укрепился в своей мечте восстановить храм. И уже в детстве начал пытаться видеть что-то хорошее даже в плохом. «Повезло, что не живу в деревне Гнидино, здесь меня просто ругают, а там бы, наверное, били», — успокаивал себя мальчик после очередной обиды. В деревне Гнидино, в трех километрах от Борзово, Степан был только один раз, но почему-то обстановка там показалась ему еще более гнетущей и даже страшной. Он не знал, что в годы гражданской войны в этой деревне были расстреляны около тысячи неугодных новой власти, которых привезли сюда, заставили выкопать котлован, а затем расстреляли, и в нем же закопали.
Крестился Степан перед тем, как идти в армию, но там его уже не обижали. Призвали его в 1988 – как раз широко отмечалось Тысячелетие Крещения Руси, и отношение к верующим стало терпимее. А когда он в 1990 вернулся, то появилась возможность попробовать сделать детскую мечту реальностью. Среди горожан было около тридцати старушек, презрительно называемых в народе «богомолками», которые ездили на службы в село за десять километров от Борзово. Они Степу с детства знали, любили, известна им была и его мечта. Когда он вернулся из армии, то эти старушки пригласили его в дом одной из них, и спросили, не передумал ли он строить церковь. Сердце юноши сжало от предчувствия того, что в его судьбе наступают перемены.
Молодой человек съездил с ними в областной центр, где пожилой епископ ласково их принял, со Степой отдельно говорил больше часа, обо всем его расспрашивал. А потом дал благословение на строительство храма, и сказал, что если храм будет построен, то Степан будет рукоположен в сан священника и назначен его настоятелем, а пока пусть ездит вместе со старушками в храм села Знаменское, входит в церковную жизнь и учится православному богослужению.
Настоятель Успенского храма села Знаменское шестидесятилетний протоиерей Иоанн принял Степана по отечески. Благодаря его поддержке, начало церковной жизни оказалось для юноши не трудным, а радостным. На этом приходе молодой человек учился читать по церковнославянски, изучал ход разных богослужений, учился церковному пению, перечитал все церковные книги из небольшой библиотеки пожилого сельского священника.
Строительство храма оказалось делом очень сложным. Местные власти без особых проблем выделили место под строительство, но не в центре, как хотелось бы, а на окраине. « Не верим мы, что ты можешь что-то построить, — прямо сказал заместитель председателя райисполкома. – Но раз такое время шанс тебе даем. Но так, чтобы это не вредило архитектурному облику города». У Степана чуть не сорвалось с языка, что, почему же архитектурному облику не вредит котлован, на месте взорванных храмов, в котором уже утонуло не менее пяти местных пьяниц. Но сдержался, а потом и сам понял, что такого большого храма, как один из тех, которые были здесь раньше, ему не построить. Ведь нужно было не только найти средства на строительство, а еще и на что-то жить. Степан сдельно работал плотником, а потом на недели уезжал в Москву на поиск средств.
Над ним поначалу смеялись, но затем, когда через год новый храм поднялся на метр от земли, многие прониклись к Степану уважением. «А что, молодец, целеустремленный парень, — говорили между собой борзовцы. – Сколько мы его не пытались от этого отвадить, а он все равно продолжал верить в свою детскую мечту. А может и правда в этом что-то есть?» И уже не только старушки, но и с десяток мужчин и женщин среднего возраста стали помогать Степану строить храм.
А потом, как-то так сложилось, что он в Москве случайно познакомился с учащейся регентской школы при Московской духовной академии. Светлана сама была девушка деревенская, неприхотливая, полная неустроенность быта Степана ее не напугала. И через полгода они поженились. Света не стала даже доучиваться, потому что тогда у нее могли бы возникнуть проблемы. Дело в том, что выпускники духовных учебных заведений направлялись в те епархии, откуда получали рекомендации, они считались уже обязанными возместить Церкви ее вклад в их обучение прохождением послушания на том месте, куда их направят.
Добрая и приветливая Светлана помогла Степану наладить отношения с родными, которые все их брак одобрили, и даже сказали, что теперь понимают, что Степа всегда верной дорогой шел, только у него не хватало ума им это объяснить. И когда, наконец, храм был построен, епископ совместил его освящение с рукоположением ставшего за неделю до этого диаконом теперь уже отца Стефана в сан священника. Посмотреть пришло больше пятисот местных жителей, что было для этого городка очень большой цифрой. А примерно пятьдесят из них пришли не просто посмотреть, а и помолиться.
После завершения строительства и освящения храма, иерей Стефан, ставший со временем отцом троих детей, каждую свободную копейку старался направить на его украшение, приобретение церковной утвари. Он всегда благоговейно служил, его жена матушка Светлана, постепенно организовала хороший хор, который мог спеть литургию и без нее, учитывая наличие у регента маленьких детей. За десять лет около ста человек стало регулярно ходить в храм не реже, чем раз в две недели. Епископ в связи с десятилетием храма совершил в нем богослужение, возвел иерея Стефана в сан протоиерея. А потом сказал, что решил направить к нему второго священника.
Иерей Игорь был совсем молодой человек – ему лишь недавно исполнилось двадцать лет. Он проучился год в Москве в Российском православном университете и, несмотря на то, что его отчислили оттуда после первого же курса за неуспеваемость, считал себя жутко умным. Игорь прочитал несколько книг протопресвитера Николая Афанасьева и протопресвитера Александра Шмемана, после чего посчитал своей миссией реформу православного богослужения, имеющую своей целью возврат к апостольским временам. Впрочем, епископу он об этом не стал говорить, а то тот еще подумал бы стоит ли его рукополагать.
Зато своему настоятелю новоиспеченный пастырь не стесняясь говорил все, что о нем думает, обличал в «жречестве», непонимании христианства, упрекал за мещанство, привязанность к быту. А в реальности отец Стефан с женой и тремя детьми жил в домике из двух небольших комнат с удобствами во дворе. И из его детей только годовалый Олег не принимал активного личного участия в жизни прихода, но ведь и его матушка Светлана каждое воскресенье приносила в храм причащать, а девятилетний Иван алтарничал, а семилетняя Настя пела на клиросе.
Жена же отца Игоря – девятнадцатилетняя Оля – была похожа на хиппи, а не на матушку, детей у нее быть не могло после аборта, который она сделала год назад, в храм она ходила несколько раз в год, шокируя прихожан своим видом. Но иерей Игорь ее всячески оправдывал, говоря о том, что у нее «особый путь» к Богу. За собой он также ничего не видел дурного: ни пристрастия к сигаретам и спиртному, ни многих других вещей. Зато каждого пришедшего в церковь он находил, в чем упрекнуть.
Народ в Борзово был непосредственный: они пришли к отцу Стефану и попросили у него разрешения набить Игорю морду. Тот замахал на них руками, и запретил даже думать об этом. Тогда прихожане поехали к епископу.
Через день к нему по вызову приехал отец Игорь.
— Ты очень много о себе возомнил, — сказал ему архиерей. – На самом деле отец Стефан и есть самый настоящий священник, сумевший многолетним жертвенным служением не только личным, но и всей его семьи, в полном смысле этого слова домашней церкви, создать настоящую православную общину там, где до этого царила мерзость запустения. А ты там же, ничего не созидая, за месяц сумел отпугнуть от храма не меньше десяти человек, каждого из которых приходилось приводить в него годами. И ты еще дерзнул называть отца Стефана «жрецом»! А на самом деле «жрец» — это ты, но не в том даже слишком хорошем для тебя смысле, который ты приписывал твоему настоятелю, а в том, что ты жрешь и пьешь за счет церкви, ничего в ней хорошего не делая, и даже этого не понимая. Я подписал указ о твоем переводе на другой приход, где настоятель не такой добрый, как отец Стефан. Это твой шанс измениться.
А протоиерей Стефан продолжил служить в Борзово без второго священника, и приход его вновь начал расти.
