Игумен Дамиан был полным пожилым мужчиной благообразного вида с окладистой седой бородой. Когда-то в прошлом он преподавал в институте научный атеизм, но потом на волне перестройки, пришел в Церковь, и даже стал священником и монахом, тем более, что женат никогда не был.
На кафедре философии он авторитетом не пользовался, а вот на новом месте себя нашел. По сравнению с другими священниками, рукоположенными в одно время с ним, большинство из которых не имели ни духовного ни светского образования, отец Дамиан был настоящим оратором, чем и возгордился, спустя некоторое время, так как приглашали его в различные аудитории, хвалили, публиковали в главной областной газете.
Шло время. А потом нашлись спонсоры, которые помогли ему построить новый храм в областном центре, и игумен почувствовал себя вообще важным лицом. К тому же он подготовил материалы для прославления в лике Новомучеников и исповедников Российских одного иерея, пострадавшего в годы гонений на Церковь. И после того, как Архиерейский Собор святого прославил, подумал, что ведь фактически это все совершилось благодаря ему.
«Вот ведь как бывает, — думал отец Дамиан, поглаживая бороду. – Если бы не я, то никто и не знал бы об этом иерее, благодаря мне стал он святым».
И все больше величественных мыслей стало приходить к нему в голову: и как придет к нему всемирная известность, и будет он мелькать на всех телеканалах, и как станет он архиереем, а потом, возможно, и Патриархом, и как книги его будут считаться лучшими достижениями философской мысли человечества за все время его существования.
Порой игумену казалось, что он не только земными, но и небесными сферами может повелевать. Однажды прихожанка спросила его, как может он принимать записки на вечное поминовение. «Ангел храма будет поминать!» — важно заявил настоятель уверенный, что так и будет, раз он этот храм построил (а что не своими руками и не на свои деньги – так это мелочи), то и Ангел, приставленный к этому храму, будет его слушать.
А потом начал он сомневаться в том, что правильно сделали, что прославили в лике святых иерея из бедного села. Не было в нем величественности. Чтобы убедиться в правильности своих подозрений отец Дамиан съездил в это село, и нашел веское подтверждение своих догадок. Бабка Марфа, к которой все ездили заговаривать грыжи, сказала, что мать ее Софья была подругой жены этого иерея. Так вот Софья точно знала, что подруга ее имела со своим мужем близкие отношения до брака, а, следовательно, по святым канонам нельзя было его рукополагать.
«Вот оно что! – поглаживая бороду, удовлетворенно думал отец Дамиан. – Так я и думал! Его и священником-то нельзя было делать, не то что святым!»
И начал он думать о «деканонизации». При мыслях этих горькое, но, как ему казалось, «облагораживающее» чувство окутывало его сердце. Игумен думал, что это его долг так поступить, как бы неприятно это не было.
Неизвестно чем бы все это закончилось, но поехал однажды игумен в гости к другим городским священникам. А те были люди молодые, нрава веселого, напоили отца Дамиана так, что он уже стал плохо соображать, а потом решили над ним пошутить.
– А знаешь, отец, – заговорщицки нагнулся к нему один из них, – у нас ведь под рясами погоны!
– Как так! – испугался настоятель.
– А вот так. Я подполковник КГБ, а он майор.
– Так ведь нет КГБ!
– Ну, ФСБ, какая разница! В общем так: или ты начинаешь на нас работать, или тебя сейчас отведем в подвал на расстрел!
Игумен повел себя неожиданно. Он неестественно подпрыгнул и пронзительно закричал: «Стреляйте в меня, но я от Христа не отрекусь!»
– Да никто тебя не заставляет отрекаться, – начал было священник, но увидев остекленевшие глаза отца Дамиана, многозначительно сказал: – О! А батеньке пора спать!
… Когда под утро игумен проснулся весь мокрый и не только от холодного пота и понял, что произошло, он не стал обижаться на озорников, которые попросили у него прощения. Никому не известно, какие мысли посетили его. Но с тех пор он никогда больше не рассуждал о том достоин какой-то святой быть святым, или что должны делать Ангелы.
